|
|
Владимир Шкунденков «Одиночество и
пепел (нелинейность времени)»
(главы I, II и III) |
Часть 2
(глава IV) |
(глава V) |
(глава VI) |
(глава VII) |
(глава VIII) |
(глава IX) |
(глава X) |
(Приложения) |
Часть шестая)
|
(Взгляд «нефизика»
на физику и физиков. Партия и
комсомол) Торцевой адронный калориметр перед спуском в
подземное кольцо ускорителя «Большой адронный коллайдер». Это один из модулей установки CMS (the Compact Muon Solenoid), на которой планируется
исследовать «загадку» происхождения массы Зачем физики строят ускорители? Любители превзойдут профессионалов (cказал крупный Игрок в ХХ веке. И проиграл…) «Целое столетие физика хочет, но не
может свести теорию относительности и квантовую теорию к единой и
непротиворечивой картине мироздания. Одна из загадок современной физики –
происхождение массы. Еще Ньютон сказал, что вес, то есть сила гравитации,
пропорциональна массе. Эйнштейн сказал, что масса пропорциональна энергии.
Но что же такое сама масса?.. Шотландский физик П. Хигс предложил
новую теорию: возможно, что кроме электромагнитного и гравитационного полей
существует поле, отвечающее за массу. Возможно также, что с ним связаны некоторые элементарные
частицы Х… Не буду загружать вас подробностями, но LHC [Large Hadron Collider – строящийся в Европейской организации ядерных
исследований (ЦЕРН, Женева) новый и самый мощный в мире ускоритель] позволит
наблюдать поведение элементарных частиц, которые на порядок меньше
наблюдавшихся прежде. Появится возможность гораздо глубже проникнуть в
устройство материи. Возможным станет также эксперимент, который подтвердит
или опровергнет теорию Хигса. А по результатам многих экспериментов мы восстановим
недостающие звенья. И в здании той физики, которой исполняется сто лет,
наконец произойдет гармонизация…»
Приведенный текст принадлежит ведущему
физику-теоретику ЦЕРН ZZ, «выданный» им в 2002
году в виде интервью журналу «Business Match»
(Москва), когда до завершения создания LHC было еще пять лет. А потом
оказалось, что и этого недостаточно: ускоритель будет запущен на год позже,
в 2008 году. При том что задержка могла бы быть значительно больше, если бы
в ЦЕРН не был создан интегрированный комплекс AIS –
административно-управленческих информационных систем (включая
электронный документооборот, системы контроля финансов и учета кадров,
аналитического сопровождения строительства LHC и другие). «Что было бы с созданием LHC, –
спросил ZZ один из его ближайших коллег, мой друг, – если
бы отделом Фергюсона не был создан комплекс AIS?» [Отдел Джона Фергюсона
был создан в 1990 году, в преддверии строительства LHC.] «Нашли бы другого исполнителя, да и
только. И он сделал бы. Или же купили бы такой комплекс», – ответил ZZ,
деливший всех людей на физиков и «нефизиков». Не догадываясь, что для создания
этого самого комплекса AIS, без которого у физиков
надежды разобраться с проблемой массы не было бы, «нефизикам» потребовалось
прежде самим понять – что есть масса? Во всяком случае, продвинуться в этом
вопросе настолько, что теперь ускоритель LHC будет построен почти в
срок. А и всего-то надо было поставить
человека не наблюдателем законов Природы, кем являются «все эти»
физики-материалисты со времен Пифагора, то есть с VI века до н.э., а встать
(человеку) на более «низкую» ступень – участника происходящих во Вселенной
процессов. Которые, как это подмечено, идут в сторону формирования порядка из
хаоса. При этом, в отличие от физиков, «нефизик»,
как не принимаемый в их «аристократическое сообщество служителей настоящей
науке», может позволить себе, подобно поэту Есенину, стать «хулиганом».
Например, посчитать себя – богом. Естественно, с маленькой буквы. Что уже, однако, может
быть выше любого «сообщества», ибо бог имеет право не верить ни единому слову. Получив, правда, за это дружный общественный хохот. «Как, он считает себя богом, а
кибернетику – не наукой?» – Тут даже хохота не будет. Ибо все знают, что Н.
Винер создал на пороге эры внедрения компьютеров великую науку. Ну, разве
что «не очень просто» получается ответить на вопрос в свете определения
Винером кибернетики как «науки об управлении и связях в технике, живых организмах и социуме»
(дословно: про «управление и связь в животном и машине») – о какой общности
тут может идти речь, если сравнить, например, утюг (или компьютер, который
всего лишь в миллион раз сложнее утюга) и человека? А как смеет этот, даже не физик,
спорить об И. Канте, да еще в стенах Института философии? Заявляя, что не
увидевший развития Вселенной Кант – это типичный «ограниченный» немец! Уважаемые граждане, да он же лезет и в
религии! Утверждая иную, чем Церковь, позицию о роли и предназначении
человека! И совсем со страхом: по
автору, Бог – Исполнитель у Красоты... |
СОДЕРЖАНИЕ (Русское космическое
одиночество) Русско-английский эксперимент в ЦЕРН (Поддержка создания
Большого адронного коллайдера – применение
трансцендентного метода «сжатия времени») Не делать ничего, что можно не делать Post Scriptum. Из статьи автора «Нелинейность времени» («Россия –
это прекрасная женщина…») (Куда идет развитие Вселенной? [6])
IV. Параллельный мир (Научные исследования) Искусственный
интеллект – стыд за все человечество Синергия. И «пусть эти “греки” пое…тся» Числовые
характеристики красоты Изображения параллельного мира Наука – это лес с
кривыми дорожками Обет молчания и золотая медаль Православная
Святая Троица. Москва Русское староправославие. Сергий Радонежский «Где в лесных озерах тихо светят «Какая странная судьба…». Николас Кульберг и
другие График связи
времени и красоты V. Чудным звоном гремит колокольчик (Сказка о Медведе, пробравшемся к науке) «У Козла уже есть
рояль, а я все – о звездах …» VI. Мистика побед русского оружия Мистика русской победы в Курской битве
(1943) Приложение:
Сражение под
Прохоровкой (Курская битва) глазами немецкого аса-танкиста Post
Scriptum. Германия и Россия. Устремление к космосу и управление временем во Вселенной Дополнение
ко 2-му изданию. Эрих фон Манштейн. Курская битва в мемуарах немецкого
фельдмаршала VII. Одиночество и пепел Портрет автора
(«Дождаться сумерек …») Компьютерная
живопись. «Сумерки…» Антропокосмическая модель Вселенной, построенная на интерпретации представления о
Св. Троице В снегах Верхней Волги. Оружие одиночества VIII. «Веселые ребята» (Взгляд «нефизика» на физику и на физиков. Зачем физики строят ускорители? Гравитация и счастье. Смешное начало. Международная конференция в Дубне Электронно-лучевая трубка и ЦК комсомола («Где ты, звезда моя Вега? Отчего такая тоска?..») (первый опыт 100-кратного «сжатия времени») Штрихи к портрету М.Г. Мещерякова Елена. Какие-то тени на белом снегу Черный мотоциклист (очень странная история) Запрещенная свобода. Путь одиночества Что-то неладно в «датском королевстве» Дошедшее до нас через огонь столетий X. Эпилог Деревня, Европа и нелинейность времени «Отсутствующие всегда неправы…» Светящаяся травинка и Большой адронный коллайдер |
|
|
Зачем
мы живем?
Почему так устроен мир? – задали
вопрос жрецы Древнего Египта 4500 лет назад. И ответили: потому что над всем
есть Бог, сотворивший человека. Этот ответ вошел в учение Каббала, из
которого вышли иудаизм, христианство и ислам. Как устроен наш мир? – задали
вопрос Пифагор и Фалес на стыке VII и VI веков до н.э. Так родились наука и
философия. Нужен ли Богу человек и куда
идет развитие Вселенной? – это вопросы, заданные автором. Ответы «да» и «по
пути Красоты» ведут к динамичным
отношениям с «Ним» и к «сжатию» времени. * *
* Но автором обозначен еще один вопрос:
что выше – Бог или Красота? Не являются ли Бог и Святая Троица, постигнутые
через Откровение гением жрецов и богословов, не более чем «исполнительным
инструментом» для чего-то еще более
высокого? Где помимо Красоты присутствуют еще Энергия и Свет? И это Красоту, Энергию и Свет – не
Святую ли Троицу? – и отражает формула, которая связывается с именем
Эйнштейна: e = mc2 ?.. Эта же формула в приложении к живой природе, по мнению автора,
лучше «смотрелась» бы в виде, предложенном Пуанкаре: m = e : с2. Разделив левую и правую части этой
формулы на (w1 · w2)
– что не меняет равенства, – получим выражение, характеризующее творческую
деятельность человека в живой природе:
m : (w1 · w2) = e : (c1w1
· c2w2), где
w1 и w2 – ширина каналов
(отражает чистоту души) поступлений света
настроения для индивидуалистического (ведущего к творчеству) или коллективистского
(внедрение знаний) начал; е
– выражает проявление Энергии, но не физической, а духовной – в виде движения мысли; с1
и с2 – константы разного
света, похоже, характеризующие как скорость (как в формуле для неживой природы), так и частоту;
при этом c1 (индивидуализм) имеет, как это видится, синий цвет,
который присутствует на флагах свободы, а c2 (коллективизм) –
красный, характерный для флагов несвободы; проявление этих констант разнесено во времени: сначала идет
этап с1, а потом – с2; m
: (w1 · w2)
– тождественно создаваемой («восходящей»)
Красоте с ее «легкостью мысли», которая тем больше, чем шире каналы передачи
настроений творчества (w1) и внедрения знаний (w2);
если каналы w1 или w2
прикрыты, то приходят «тяжелые мысли», которые при w1 = 0 или w2 = 0 могут даже раздавить
человека. И еще
остается само таинственное m: здесь и «работает» Красота? * *
* Это не противоречит антропокосмической
модели Вселенной. При этом c1w1 и c2w2 – это настроения времени «разбрасывать
камни» (творчество) и времени «собирать камни» (внедрение). Настроения
Красоты резонируют культурой в
душах людей. За свободу
в творчестве (в борьбе за право на независимость во «время-1», «время
разбрасывать камни», отраженное в с1w1) люди идут
даже на смерть. При этом те, кто решился и смог построить свой не побоявшийся однажды поднять
белые паруса корабль, кто сражался за свободу на грозных просторах морей и
океанов, – знают, что очередная
одержанная в тяжелых боях победа – это всего лишь «глоток свободы» (квант
свободы), а завтра на твоем пути будут снова стоять вражеские корабли или же
небо и океан обрушат на корабль безжалостную ревущую бурю. Но ни то, ни другое не может остановить корабль, если
капитан
умеет разворачивать паруса по ветру судьбы, а ему после грохота битвы, когда
все смолкает и наступает звенящая тишина, или же с рокотом затихающей на
горизонте грозы – в чистом бездонном небе загорается наполняющая душу
неясной тоской звезда… А во «время-2» на свет настроения (на его около-красный
цвет, иначе –
на длину его волны) c2 w2 влияют страх, деньги и т.д. * *
* В неживой
природе настроениям c1w1 и c2w2
соответствуют кванты и волны? Во всяком случае, количественно все
совпадает. Здесь нить обрывается, а в моей
заблудившейся русской душе, сорвавшейся в бездну, светит еще разве что огонек
православно-ареопагетического погружения человека в Божественный мрак… Гравитация и счастье (Гипотеза об их единстве в
Природе) В книге автора «Москва –
старинный город» (1996) изложена гипотеза о единстве гравитации (неживая
природа) и счастья (живая, человек). И приведены представленные ниже график
и текст. Из графика и написанного тогда текста
видно, что автор считает гравитацию не чем-то отдельным, а – результатом взаимодействия двух независимых сил
(подобно счастью, рассматриваемому через разницу наполняющих нашу жизнь
двух настроений – любви и ненависти). Любовь – это проявление женского начала
в живой природе, в неживой ей
соответствуют, согласно мнению автора, сильные внутриядерные взаимодействия.
Ненависть – это мужское начало, соответствие которому – слабые внутриядерные
взаимодействия. Характер проявления сильных и слабых
внутриядерных взаимодействий изучен (за исключением приближения к «нулю»,
то есть полного сжатия, для слабых взаимодействий). При этом «восхищает»
то, что можно увидеть – совпадение изученных «поведений» сильных и слабых
внутриядерных взаимодействий с проявлениями женского и мужского начал в человеческой
жизни. Спор идет только об одном: может ли
Вселенная схлопнуться в точку? Для исследований этой гипотезы надо расстояние
между элементарными частицами в ядре приблизить к «нулю». Для чего их надо
сближать при соударениях на все меньшее расстояние, что и позволяет
строительство все более мощных ускорителей. При этом, как считают скептики,
не надо даже новых идей. Просто «берешь» новый, более мощный ускоритель и
делаешь на нем все то же самое, что делали еще полвека назад физики-первопроходцы.
И получаешь «новые научные результаты». Наверное, это все же не совсем так.
Хотя доля правды в этом, похоже, есть. И выражается это, в частности, в том,
что если раньше на ускорителе строились десятки разных экспериментальных
установок, то уже на LHC их будет всего четыре.
Что означает: чтобы сегодня стать лидером, надо быть не только талантливым
ученым, но и очень сильным организатором дела. И все это только для того,
чтобы, например, приблизиться к «нулю»… При том что этого можно было бы и не
делать. Так, если наше красивое
предположение о схожести законов в живой и неживой природе окажется верным –
а почему бы и нет? – то вместо создания нового ускорителя можно будет просто
присмотреться к тому, как строятся
отношения между мужчиной и женщиной. Исходя из наблюдаемого стремления
женщин держать своих мужчин «под юбкой» (командовать ими до мелочей), что
делает одних «подкаблучниками», а у других – настоящих «мужиков» – вызывает
раздражение, грозящее перейти в ненависть и развод, можно утверждать: сближение до «нуля» между мужским и женским
– невозможно. Откуда, с учетом сказанного выше, сделаем «научный» вывод:
схлопывание Вселенной в точку невозможно. Это не совпадает с мнением самого Эйнштейна? Но ведь он – не Бог,
перед которым нам положено склонять наши головы. Да и были другие физики,
которые – и без наших доказательств – были с ним тоже не согласны. Впрочем,
в смиренном обращении автора к авторитету Эйнштейна есть некий элемент лукавства… Пусть нас судят не люди, а – время. А вот по поводу времени автор (склонный рассматривать держащую на привязи
звезды во Вселенной гравитацию как взаимодействие двух сил в Природе, выражающих Энергию и Красоту) утверждает,
что в жизни человека оно разделено на две больших составляющих, которые
в Ветхом Завете представлены как время
разбрасывать камни и время
собирать камни. Время творчества и время внедрения. И что существует
«точка равновесия», куда стремится, похоже, развитие Вселенной. Но еще
не достигло ее – за недостатком Красоты? |
|
|
|
И мы, по-видимому, созданные для
этой цели, живем на этом этапе – движения к какой-то затерявшейся в «разбегающемся»
звездном пространстве царственно спокойной
«пристани». Не понимая своего предназначения и надеясь в своем
устремлении в научных
исследованиях раскрыть все тайны Природы, строя смелые теории-гипотезы и
гиганты-ускорители для проникновения разума в знания об устройстве материи. Забывая о том, что человек –
это лишь «инструмент» у Вселенского (Святого) Духа. А еще о том, что помимо общих законов есть
частная жизнь человека-личности. Который может управлять, уж во всяком
случае, – разделением времени в
своей судьбе. Чтобы выбирать – быть ли ему в науке чистильщиком сапог или же
капитаном прокладывающего дорогу оружием многопушечного корабля? Известно,
что время может «тянуться» и может
«лететь». Время летит, когда человек творит или когда к нему приходит любовь.
Тянущееся время – это когда в душе хаос, тоска. Все вместе – творчество, любовь и тоска
– это и есть человеческая жизнь. Обозначим через tт то время, в которое
человек творит (когда он один на один с «божественным вдохновением»), и через
tл – время, в которое к нему приходит любовь (когда
в его жизнь входит как счастье другой человек). В жизни tт
и tл
– это разное время, но сумма обоих этих
времен на ограниченных отрезках (из
нескольких чередований tт и tл), как представляется,
остается примерно одинаковой. |
Гравитация и счастье Иллюстрация единства (из книги автора «Москва – старинный город») |
|
|
Введем коэффициент: , который
может меняться от 0 до 1. Настроение
ожиданий человека, его жизненная сила («сдержанный огонь жизни» – по
Льву Толстому), может быть представлено в графическом виде так, как это
показано на рисунке – в виде
разницы между «счастьем любви» и «ненавистью», зависящих от Т на оси R (от выбора
«жизненной позиции»). В неживой природе настроению,
предвосхищающему в живой природе судьбу, по-видимому, соответствуют силы, которые
действуют как управляющие во
Вселенной. Если гипотеза о единстве природы счастья
(его надо отличать от частного «счастья любви») и гравитационного притяжения
окажется верна, то на оси R для организующих порядок
во Вселенной сил управления можно
указать некую «точку равновесия». В «точке равновесия», очевидно, и
удерживаются планеты, вращающиеся вокруг Солнца. И растут дети. Это то, что
устойчиво в Природе. Но «огонь» ярче там, где существование
неустойчиво. Где живут, сражаются и любят те, кто способен держать свой парус
под сильным ветром. Высокому настроению, которое не
совпадает с состоянием «равновесия», нужна свобода. Но именно здесь, в «огне», и рождается новая красота. Которая, пронзая светом
счастья глухую мглу бессмысленности «просто» жизни, ведет на крыльях к победам.
А где победы, там – как считали в древности – Истина и Бог. Однако полная свобода, где Т = 1 на оси
R, счастья дать уже никому не может и только погружает в тоску. Или –
хаос. От хаоса и тоски спасает хотя бы
частичный отказ от свободы – как в Европе. Спасает еще талант. Близость к хаосу
превращает его в гениальность. Есть в Европе и нечто иное, что тоже
спасает, это – движение, «радость
борьбы». Однако в рассматриваемую нами философию управления красотой направлением движения это
уже не входит. Просто потому, что там все
просто. Ибо движется человеком. Из графика также следует, что коллапса Вселенной, или сжатия-схлопывания
ее в точку, где Т = 0 на оси R, – быть не может. Как нет спокойной вечной любви. Как, похоже, не существует и абсолютной
смерти. Во всяком случае – это не совсем ноль.
Как и Большой взрыв – тоже не из нуля. И оправданием создания Большого
адронного коллайдера может оказаться не этот поиск, а – «сжатие времени».
Это может стать смешной историей. Смеяться придется физикам. СМЕШНОЕ НАЧАЛО Середина 1950-х годов. Мартин Дойч (Martin
Deutsch, 1917– 2002), профессор Массачусетского технологического института,
иммигрировавший в 1935 году в США австрийский еврей, предлагает соединить
систему типа «бегущий луч», используемую для передачи кино по телевидению,
с компьютером. Это было первое в мире предложение, направленное на создание
сканирующей системы, предназначенной для измерения и распознавания изображений
(фотоснимков ядерных событий в трековых камерах в физике высоких энергий) при
использовании компьютера. О работах Дойча стало известно, и в 1957
году Объединенный институт ядерных исследований заключил хозяйственный договор
с организацией а/я 4122 в Москве (в настоящее время – Московский научно-исследовательский
телевизионный институт – МНИТИ) на создание установки «бегущий луч» на
основе электронно-лучевой трубки как головной части будущей первой – так
считалось – отечественной сканирующей системы. Дойчу, однако, не удалось построить сканер:
он не смог обеспечить требуемые высокие показатели, связанные с разрешающей
способностью электронно-лучевой трубки (ЭЛТ), с использованием которой
решалась задача просвечивания измеряемых фотоизображений (прозрачных
негативов), и точностью позиционирования ее светового пятна. Хотя сам
выбор ЭЛТ в качестве генератора сканирующего светового пятна был
прогрессивным решением, позволявшим отказаться от сплошного телевизионного
растра в пользу управляемого сканирования, открывающего возможность
прослеживать треки. Идея применения управляемого
сканирования связывалась со стремлением обеспечить высокую производительность
и не подлежала сомнению: это был путь построения искусственного интеллекта
на основе компьютера, и все умные люди в науке немедленно вступили в ряды
его апологетов (защитников). Хотя производительность – это всего лишь одна
из характеристик системы, и потому истинное предназначение компьютера, вполне
возможно, заключено в чем-то другом. Например, в предоставлении интеллекту человека возможности
проникать туда, куда он до этого заглянуть не мог. Но для тех, кто властвует
в науке, эти мысли выглядят уже чуть-чуть сложными. А большинство из не
стремящихся к власти чуть-чуть боятся своих сомнений. И не напрасно: для
этого существуют ученые советы, следящие за следованием коллективному
строю взглядов. И если ученый мир открыл кибернетику,
провозгласившую как цель повышение известных
возможностей человека, то и извольте больше «не умничать». А для тех, кто не
хотел с этим соглашаться, оставалось единственное средство – чуть-чуть
хитрить. Полагаясь на время (которое бежит) и на счастливый случай (который
должен успеть прийти). И в моем случае, кажется, он успел (если набраться
немного смелости и хотя бы один раз заявить так, отбросив, как это делают
«идущие в ногу», эти проклятые сомнения). И, похоже, именно не выходя из «строя» и
был составлен упомянутый выше договор от 1957 года между ОИЯИ (Дубна) и московской организацией а/я 4122.
Этот договор попадет мне в руки
через восемь лет, и в нем я найду один интересный пункт: заказчик (ОИЯИ)
предлагал поднять в 2 раза скорость протяжки кадров фотопленки (на которую
снимались ядерные события в
трековой камере) и довести ее до возможности обрабатывать 48 кадров в секунду. С такой, как
минимум, производительностью планировалось обрабатывать в автоматическом
режиме изображения на снимках. Когда же в 1973 году мне доведется
запустить первую в СССР действующую сканирующую систему АЭЛТ-1, то
окажется, что затраты времени на обработку изображений на одном кадре
равняются 2–3 минутам. Ошибка между теорией (пункт в договоре, записанный
«страшно умным» и таким уверенным в себе физиком, доходившим в спорах до
крика на других физиков и, конечно, «нефизиков») и практикой составит
почти 10 000 раз! Однако даже при 3-х минутах затрат повышение
производительности достигнет целых 5-ти раз, что будет признано вполне
достойным понесенных затрат (теперь эксперимент можно было обработать не
за пять лет, а за год). А «страшно умный» представитель ОИЯИ за этот период
жизни успеет выгнать меня из своего кабинета. «Вы уже заняли десять минут
моего докторского времени!» – заявит он, выставляя меня. Я просил разрешения
поехать в командировку, а он считал это суетой. Однако разрешил. Первая
половина 1960-х годов. Не дождавшись от Мартина Дойча успехов с
применением электронно-лучевой трубки, ученый мир построил в 1960 году в
Европейской организации ядерных исследований (ЦЕРН, Женева) механическое
сканирующее устройство HPD (Hough–Powell Device). Hough и Powell были его
авторами, первый – американским профессором, второй – студентом-дипломником,
кажется, Кембриджского университета. Это было очень красивое устройство,
похожее на живое существо: внутри у него что-то вздыхало, когда оно
приступало к перемещению прецизионного измерительного столика с прижатой
вакуумом к его поверхности фотопленкой, а в полутьме помещения что-то
начинало светиться голубоватыми галогеновыми лучами. Основная идея профессора P.V. Hough была
сформулирована им в изящной форме: «обратиться к старой доброй
механике». И механика не подвела:
все проблемы, связанные с трудностями достижения высоких измерительных
характеристик, оказались решены. А математики-программисты с созданием HPD
получили наконец возможность на практике заняться реализацией идей с построением искусственного интеллекта
на примере распознавания ядерных событий в трековых камерах. Что и
позволило им очень скоро убедиться в том, что здесь далеко не все
просто. А может, и совсем не
просто. После этого те, кто занимался данной
проблемой, разделились на два лагеря: одни решили идти по пути комбинирования
работы компьютера с участием в этих работах человека (были введены просмотровые
столы для измерения на них грубых «масок» ядерных событий, что означало
передачу функции распознавания человеку-оператору), а другие, причислявшие
себя к романтикам в науке наподобие мореходов Колумба и Магеллана, приняли
решение посвятить свои жизни борьбе до победного конца за идеи отца кибернетики
Норберта Винера, несущие свет будущему человечества. Со временем выяснилось,
что больше повезло первым. А вторым пока не повезло. Хотя на дворе уже не
1960-е годы, а XXI век. Но так уж устроен мир: обещающих светлое
будущее, в котором человеку можно будет лежать на боку, те, кто имеет
власть (в том числе в науке), любят
больше. Больше всего почета и денег на научные разработки в 1960-х годах
выпало на долю тех, кто верил в искусственный интеллект. И среди них на первом месте был
американец L. Pless, профессор Массачуcетского технологического института.
Он изложил свои идеи в 1961 году, и они заключались в следующем. Рассматривая ядерные треки,
представляющие собой кривые линии, как сумму коротких прямых отрезков, он
предложил имитировать с помощью электронно-лучевой трубки такой же отрезок
и процесс сканирования свести к наложению («подгонке») перемещаемого
под управлением компьютера отрезка на измеряемый трек. Как считал Плесс, это давало возможность
поднять производительность
обработки ядерных событий, находя сразу как координаты измеряемого отрезка
ядерного трека, так и его направление. Не знаю, сам ли Плесс или это были
сторонники его метода, но только было объявлено, что в этом подходе заложена
также другая выдающаяся идея, связанная с исследованием гипотезы о существовании
«ассоциативного распознавания образов». Иначе говоря – один из возможных
путей построения искусственного интеллекта. После чего все остальные работы
в мире как бы отошли на второй план и об интеллекте разработчика стали судить
по его отношению к работам Плесса. О системе PEPR (Precision Encoder and
Pattern Recognition Device) профессора Плесса я услышал в середине 1964 года,
когда начал работать над своим проектом сканирующей системы на основе ЭЛТ. А
в ноябре увидел его самого, когда он приехал на Международную конференцию
по физике высоких энергий, проводившуюся в тот год в Дубне. Специально для этой конференции, первой
подобной в СССР, в городе была построена новая гостиница «Дубна», а также проложена
через лес новая дорога, спрямившая въезд на два километра и ведущая прямо
в центр. Тогда, знакомясь с различными
разработками, я услышал не только о сканирующей системе PEPR, но также о
проведении в ЦЕРН работ по
созданию «электронного HPD» – простейшего сканера на основе ЭЛТ, предназначенного
для обработки малоформатных снимков с искровых камер и, как об этом заявляли
сами авторы, «для получения опыта работы с этим капризным прибором». А в
ноябре1964-го, когда Плесс приехал в Дубну на конференцию, мне представилась
возможность и увидеть его, и
услышать его доклад. Однако достать пригласительный билет на
конференцию мне не удалось. А без него стоящие на входе в здание Лаборатории
теоретической физики, где проходили доклады, двое охранников никого не
пропускали. Отойдя в сторону, я изучил их поведение. Оказалось, что при задержании
очередного безбилетного «зайца» они оба набрасывались на него, и в это время
у шедших спокойно и с достоинством билеты уже не спрашивали. Я прошел. Доклад о системе PEPR, работы над
которой, как тогда считалось, открывали возможность исследовать линию на
построение искусственного интеллекта, вызвал аплодисменты заполненного до
отказа актового зала. Мне, правда, пришла одна мысль: а как с использованием светового штриха –
главного козыря в системе – будут распознаваться места пересечения двух
треков? Ведь здесь нужен был уже не штрих, а два штриха с переменным углом их
пересечения. Что было уже каким-то «нагромождением». Но блестящий вид
профессора-американца не позволил мне высунуть
свой нос. Да и другие тоже ничего не обсуждали, а только скромно задавали
ничего не значащие уточняющие вопросы, понимая, что они разговаривают с
современным гением. (Система PEPR, построенная в
Массачусетском технологическом институте Л. Плессом, так никогда и не
заработала. Последний раз о ней было сказано нечто невразумительное в 1976
году.) Потом был доклад представителя
Всесоюзного НИИ телевидения из Ленинграда (ВНИИТ). Из него я узнал, что в
СССР уже построен сканер на ЭЛТ, который по измерительным характеристикам
даже немного превосходит то самое «электронное HPD», которое только что
запустили в ЦЕРН. «Сканирующую электронно-лучевую трубку
какого типа вы использовали?» – Я решился на этот раз задать вопрос. «Специальную», – получил я по носу в
качестве ответа. Тогда я не знал еще, что дама,
выступавшая с сообщением о
преимуществе «советского сканера», и в глаза не видела этой самой ЭЛТ. Но
публикация доклада была нужна для защиты ее диссертации. Я поехал в
Ленинград и получил извинения. И все. Таким было начало. Прослушав все доклады
на конференции, я внес свое предложение о создании сканера. Моя идея состояла
в разделении света от ЭЛТ на три оптических канала и применении в двух из них
прецизионных решеток – дифракционной (отсчет координаты Х) и наклонной
диагональной линии (координата Y). Это делало создание
сканера простым, и я создал его – АЭЛТ-1. |
|
|
|
Световое пятно с экрана ЭЛТ передается репродукционным объективом на фотоснимок (негатив) и просвечивает его. Далее стоит фотоэлемент. При встрече движущегося пятна с почернениями на снимке (ядерные треки и другое) на выходе фотоэлемента возникает электрический импульс, используемый для занесения в компьютер координат X, Y точки пересечения. Так осуществляется сканирование. Компьютер управляет положением (задает номер) каждой строки. Размер строки постоянный. На сканере АЭЛТ-1 была достигнута разрешающая способность 1000 линий. Стоящие после объектива полупрозрачные зеркала (на снимке их не видно) формируют три параллельных оптических канала – для фотоснимка и двух решеток. Ошибка измерений координат на стандартном кадре размером 18 х 24 мм2 составляет 10 мкм. Такие характеристики позволяли применять этот сканер для целого ряда задач. Post Scriptum. «На чем он заканчивает, мы с этого только начинаем». Такими словами давалась общественная оценка созданию мной сканера АЭЛТ-1 респектабельными конкурентами. И когда он был запущен в производственную эксплуатацию в 1973 году, это осталось практически незамеченным. Поскольку, начав работы одновременно со мной, они в это время начинали по-прежнему с более высокого уровня. О чем было всем известно. По ходу у меня была поездка в ЦЕРН (ноябрь 1969 года), где мы достигли показателей, не превзойденных никем до сего времени. А они продолжали и продолжали начинать. И так и остались на этих передовых позициях до конца, не уступив никому пальму первенства. |
Фрагмент измерительного
канала сканера АЭЛТ-1 с прецизионной электронно-лучевой трубкой
(ЭЛТ) и
репродукционным объективом |
|
|
Еще одна
смешная история. Те самые «специальные» электронно-лучевые
трубки, предназначенные для применения в системах прецизионного сканирования, о которых я спрашивал даму во
время ее доклада на конференции в Дубне о «первом советском
сканере», изготавливались на двух оборонных предприятиях. Я поехал на одно
из них, во Львов, имея на руках письмо с предложением – заключить договор на
сумму 20 тысяч рублей (только чтобы получить ЭЛТ). Меня приняли и показали лежащую на столе
стопку из тридцати таких же писем. И спросили: почему мне должны дать
трубку, при том что всем остальным было отказано? А заодно сообщили, что их
годовой бюджет равен 500 тысячам рублей, что означало: со своими 20 тысячами
мы им не интересны. Я попросил разрешения подумать. В течение
двух дней мне удалось узнать, что у
них есть одна проблема. Они, два умных, но не сильных в математике еврея,
придумали оригинальный метод измерения диаметра светового пятна прецизионной
ЭЛТ с помощью регулируемой по ширине щели. Световой луч разворачивается
по строке и модулируется с
частотой электрической сети. Случайное наложение темных и светлых пятен
на щель позволяет поймать момент «порогового эффекта», который совпадал с
началом уменьшения щели относительно диаметра пятна. Но вот вопрос:
сколько времени надо наблюдать по осциллографу импульсы от случайных
засветок промодулированного пятна, чтобы «поймать» их минимум и максимум?
Их конкуренты из Ленинграда утверждали, что на это надо несколько часов.
Из-за чего вся идея выглядела нелепой. Расчет
надо было вести с применением теории вероятностей, и я выполнил его. Получились четыре
страницы длиннющих формул: как и все, что связано с формулами в частных
производных. Подставил числа и вычислил время наблюдения: всего 2 секунды. «Мы хотели бы предложить вам написать
совместную статью. У нас есть выход в солидный журнал». – Шеф сощурил глаза. Я сказал,
что мне это не надо. И что они могут использовать мои формулы и расчеты по
своему усмотрению. «А чего
же тогда вы хотите?» – спросил шеф. Я ответил.
«Приходите завтра. Вы получите трубку, но здесь не все просто», –
было сказано мне. По тону я понял: мы можем даже стать друзьями. На
следующий день мне объяснили, что с прецизионной трубкой надо еще научиться работать.
И что они могли бы обучить меня этой премудрости в течение месяца. «Но что
мы будем иметь уже за это?» – подмигнули мне. Их
предложение было: не 20 тысяч рублей безналичных денег, а всего 200 рублей
наличными. Трубку получу вообще бесплатно.
Вернувшись в Дубну, я написал письмо на имя 2-го секретаря Центрального
комитета комсомола Бориса Пастухова, где изложил свой взгляд на
целесообразность изменения системы финансирования науки в СССР, а именно:
разрешить затраты в размере 1% в виде наличных средств на доверии, что, как утверждалось,
приведет к значительной экономии государственных средств и сделает
эффективнее выполнение работ. Черт ли
сидел у меня за плечами, но только Пастухов принял меня. Быстрота его ума
поразила меня. В свою
очередь, описав проблему с получением ЭЛТ, я сказал, что обобщил ее
(проблему) в виде изложенного в письме. Говорить надо было кратко, я
справился, но от напряжения мои уши пылали, как костер. Борис
Николаевич снял трубку и позвонил председателю Государственного комитета
по использованию атомной энергии в мирных целях (был такой в делавшем бомбы
Минсредмаше) – Андрею Михайловичу Петросьянцу. «Тут у
меня сидит один комсомолец…» – начал он и спросил: стоящая ли задача –
создание сканера? Петросяьнц поддержал. Так я
получил на моем письме «ну очень высокую» визу, адресованную в Министерство
электронной промышленности, а к этому – предложение: перейти на работу
инструктором в ЦК комсомола.
Пообщавшись по совету Б.Н. полчаса с инструкторами ЦК, я от
предложения идти работать к нему отказался: инструкторы за заляпанными
чернилами столами не отвечали ни на какие мои вопросы. А в
Министерстве электронной промышленности какой-то клерк моего возраста просто
выставил меня за порог: для него я был всего лишь дворняжкой.
«Поработай для начала с говном», – сказал он. Я
вернулся в Дубну и пришел к «моему» администратору, который в свое время
накричал на меня за то, что я занял десять минут его докторского
времени. «И сколько
же стоит твой львовско-одесский еврейский вариант?» – спросили меня. От нас
ждали 200 рублей, я вспыхнул и
сказал: 400. «Иди
через час в кассу и получи». Я чуть не
упал. Впервые в жизни у меня была в руках такая огромная сумма денег, на
которые можно было купить холодильник или пианино. При том что никто не
требовал от меня расписки за их расход. На
следующей неделе я уже был во Львове. «Мы не
думали, что вы решите эту задачу. К тому же мы хотели получить 200, а вы
привезли 400. За это мы обучим вас не за месяц, как обещали, а за две
недели». В
результате «шеф трубок» после опубликования «в солидном журнале» статьи «с
большими математическими выкладками» получил возможность защитить
кандидатскую диссертацию – и он ее в конце концов защитит, – а мне досталась
заветная ЭЛТ. Большой
рыжий парень, руководитель участка по производству трубок, вручая мне
новенький блестящий прибор, шепнул, чтобы я с ней зашел в туалет. Там,
проверив все кабинки, он вынул из-под полы белого халата другую такую же
трубку и засунул ее в ту же длинную картонную коробку (у трубок был «хвост»
длиной в полметра), но только с другой стороны. «Шеф
велел отдать тебе плохую трубку, а я загрузил в производство еще одну и
сделал ее что надо», – так же шепотом сказал он. На вахте
– а это было, напомню, оборонное предприятие – коробку с трубками вскрыли, но
лишь с одной стороны. Мы
встретились через полчаса на улице, и я пригласил его зайти в кафе и выпить
по стаканчику (в СССР все стаканчики были двухсотграммовые) водки. «Я знаю
местечко, где можно еще и дешево закусить, – сказал он. – Это в самом
центре. Там подают мясные рубцы». Вернувшись в Москву, я по пути на
Савеловский вокзал, откуда шел поезд на Дубну, решал: истратить ли последние
пять копеек на автобус, или же пойти
пешком и купить за четыре порцию винегрета? Палатка-забегаловка была на пересечении
с Садовым кольцом. «Наш паровоз, вперед лети!..» !963-й год для человечества запомнился
тем, что в ноябре был убит президент Соединенных Штатов Джон Кеннеди. А для
меня он стал «реперной точкой» в моей жизни в том смысле, что в один день, в
октябре того года, я из рядового комсомольца неожиданно стал первым
заместителем секретаря комитета комсомола нашего Объединенного института
ядерных исследований. Что на практике совершенно невероятно. Но это было! А
без этого мне не удалось бы пробиться на прием в ЦК комсомола, о чем
рассказано выше. Правда, это так и не привело к успеху в той цели, которой я
тогда добивался – получению права заплатить прямо 200 рублей за получение электронно-лучевой трубки, – но
без этого не было бы и той
«волны», на которой деньги эти были все-таки получены. А история эта действительно была
невероятной. Еще в школе, а затем в
студенческие годы я фанатично – подчеркиваю – налаживал вокруг себя
спортивную жизнь. Мне нравился дух
спорта, и в школе я «выводил» наш
класс на лыжах в лес. А когда стал студентом радиотехнического факультета
Московского энергетического института, то за три года привел созданную мной
же команду лыжников своего курса нашего элитного, но самого неспортивного
факультета на пьедестал чемпиона МЭИ среди пятидесяти курсовых команд всего
Института – было такое первенство. За что меня на последнем, пятом курсе
неожиданно – по предложению с
места (тогда это называлось «демократическим централизмом») – избрали в члены
нашего курсового комсомольского бюро. И мне это даже понравилось: у власти
есть какая-то тайная притягательность. Даже если это, как это было со мной,
ничего не меняет и не добавляет. Но во всякой тайне заложен какой-то огонь.
Этот огонь и вспыхнул в октябре описываемого 1963 года, когда я встретил на перекрестке улиц Мира и
Вавилова в Дубне, где был мой желтый трехэтажный дом, своего однокашника по
МЭИ Сашу Злобина и ни с того ни с сего вдруг рассказал ему под настроение о своих увлечениях с
организацией спорта. Совершенно не подозревая, что это может иметь какое-то
продолжение. «Знаешь что? Иди ко мне в заместители
секретаря комитета комсомола! – говорит мне Саша. – Через две недели будут
выборы, и я дал согласие быть освобожденным первым секретарем. Ты будешь не
освобожденным от основной работы моим заместителем». Это было фантастическое предложение. Я
опешил. Но в нем горел тот самый «огонь»,
противостоять которому не столько невозможно, сколько неправильно. Мои
колебания длились, насколько помнится, минут пять. Он продолжал настаивать.
Я согласился. Два года в составе комитета комсомола
ОИЯИ совпали для меня с Международной конференцией по физике высоких энергий
в Дубне (ноябрь 1964 года), когда я выдвинул свое предложение по созданию
будущего сканера АЭЛТ-1 и победил, и с моей «одиссеей» по «плаванию» за
добыванием электронно-лучевой трубки. Но в это время была и другая,
параллельная жизнь, в комсомоле, где мы со Злобиным сделали немало
интересного. Так, в Дубне появилась большая спортивная лыжная секция и
освещенная лыжная трасса. Но самым ярким пятном в этой жизни оказалась для
меня работа летом 1965 года директором спортивно-трудового лагеря школьников
в деревне Стариково в двух десятках километров от Дубны, на реке, которая
почему-то тоже называлась Дубна. Еще больший фанат спорта, чем я, Саша
Злобин (ставший мастером спорта по туризму) организовал в 1964 году «десант»
из тридцати школьников-старшеклассников, живших и работавших на колхозных
полях в названной деревне. А на следующий год им было предложено довести это
дело до ста человек. Договорились о том, что для
лагеря будут выделены местная школа, дом при ней и площадка для размещения
армейских палаток. В школе должны были жить девочки, в палатках – мальчики.
Кухню, столовую и туалет надо было построить самим. Был подобран директор, некая
малосимпатичная желчная личность, и он за три дня до открытия первой смены
потребовал за эту работу двухкомнатную квартиру. Ему отказали, но и он тогда
заявил, что работать в лагере не будет. Обратились ко мне: спасай, и я после
очень сложных колебаний, где, помню, была неуверенность в себе и самый
обыкновенный страх, согласился. Опасения мои, как оказалось очень скоро,
были совсем не напрасны. В профсоюзном комитете, куда я пришел за решением
вопросов с финансированием и выделением нам грузового автомобиля для
доставки продуктов, спросили: как дела с постройкой кухни, столовой и
туалета? Я сказал, что, по моим планам, как
только ребята приедут, то тут же и начнем строить. Но выяснилось, что,
согласно правилам, все это должно быть построено заранее. А без этого
открытия лагеря и, соответственно, начала финансирования не будет. Но как же так? Ребят ведь уже не
остановишь: по крайней мере тридцать человек должны были приехать не из
города, а из разных мест, и найти их и предупредить об отсрочке дня открытия
было просто невозможно. И ребята приехали. Что оставалось делать? У меня было три рубля, и я предложил
всем скинуться – кто сколько сможет. Собрали буквально по копейкам и набрали
на хлеб и на соль из расчета на одну неделю. Я договорился с председателем
колхоза, и он в счет будущих трудодней (которыми тогда оплачивалась работа в
колхозах) выделил нам молоко
и картошку. Откуда-то появился еще зеленый лук, но я быстро
разобрался, что наши орлы воруют его на огородах, и строго-настрого запретил
это. Как оказалось, это было самое лучшее
время за все два месяца. Мы работали пилами, топорами и лопатами
(стройматериал полагалось выдать до открытия), а вечером пели и плясали
вокруг костра, играя на моей гитаре и стуча по перевернутому вверх дном
ведру. Приехала комиссия и сказала: вот ты (это
значит – я) говорил о каких-то трудностях, но мы же видим, что все построено.
Отобедали, выдав на кухню свои профсоюзные суперпродукты, и открыли финансирование. Я понял,
как иногда противно быть директором. Нам выделили грузовик и четыре лодки. На
лодках не столько катались, сколько сражались в морской бой. И уследить было
просто невозможно, хотя я и предупреждал: без меня – ни-ни! Лодка, когда ее топят и она
переворачивается вверх дном, может ударить бортом или даже металлической
уключиной по голове. И тут важно, чтобы кто-то из взрослых обязательно
наблюдал за боем на берегу. Но разве же тебя будут слушать? Однажды нагрянула комиссия из города и
сразу – на реку. Я иду с ними,
они молчат, и первое, что видим, – это как одна из лодок набирает воду и
переворачивается под крики топящих ее победителей. Комиссия повернулась и тут же ушла
обратно, записав в какой-то хитрый журнал, что я получил предупреждение.
После чего за любое крупное ЧП, как мне разъяснили, я получу не меньше двух
лет отсидки за решеткой. А морские бои было рекомендовано запретить. Но я
запрещать не стал, понимая, что комиссия больше не приедет. Трое молодцов выпили водки, забрались на
сеновал и курят. Это грозило пожаром и их гибелью. Мне сообщили перепуганные
девчонки. Я выгнал виновников на три дня домой. Но они жили и ночевали в лесу,
а им тайно носили еду. Через какое-то время стало казаться, что
в супе мало мяса. Но повариха клялась, что вскрывает и закладывает в суп все
положенные по норме банки тушенки. Я потребовал сдавать сначала банки мне,
а их открытие поручил «выборным от народа», которых меняли каждый день.
Качество супа заметно улучшилось. По вечерам в коридоре школы устраивались
танцы. Теперь у нас были уже
гитара, тромбон, саксофон, баян и настоящий барабан. Ребята попросили
разрешения замазать лампочку темно-синей краской. Поступил донос в партком о том, что мы
«практикуем танцы в темноте». Мне
сообщили об этом и вызвали для отчета. Перед поездкой в город я попросил
ребят отмыть в лампочке чистое пятнышко. На заседании парткома спросили про
зачерненную лампочку на танцах. Я ответил, что она зачернена только частично.
Это было уже непонятно: так танцы проходят в темноте или не в темноте? И как
зачернена лампочка, очень или не очень? Я считал, что не очень. . Поставили на голосование: ехать проверять
про лампочку или не ехать? Решили незначительным большинством: не ехать. Мы с шофером Колей загнали мужа поварихи
в крапиву, дав ему право выбора. Он выбрал мир: каждый день чистить картошку.
Как-то я накрыл его играющим в карты с ребятами. На мой упрек он достал
партбилет: он был выше. И стал колоть дрова. В августе пошли затяжные дожди, что
сделало дорогу непроезжей для нашей автомашины. Мы подъели все запасы, и
вот настал день, когда никакой еды уже не осталось. А дождь все идет. Я добрался до города
на велосипеде, загрузил продуктами трехтонную машину, и мы поехали в
лагерь. В последний момент что-то подсказало мне, и я в счет отпущенных
нам денег забросил в кузов рулон рубероида. А по пути купил бутылку красного
портвейна. Нам предстояло пересечь два хлипких
места, которые превращались во время дождей в грязную жижу. В первой такой
жиже мы и сели. Я пошел в поле на звук работающего мотора и нашел там трактор.
Мужик-тракторист охотно согласился «за
бутылку» вытащить нас на другую сторону. Только спросил: «А можно я ее
сейчас?». Можно, дядя. Он выпил всю бутылку. Но дальше была еще одна такая же
преграда из жижи. Однако мужик считал, что это далеко, и ехать с нами не
соглашался. Я взял из кузова
головку сыра и рубероид и предложил их ему. Мы поехали. Рубероид был немалой ценностью, за
которую я тоже нес личную ответственность. Но наш шофер Коля был отличный
парень, и я мог позже что-нибудь придумать в случае объяснения в парткоме. К
тому же никто из лагерных этот рулон рубероида, в действительности ни по какому счету нам
не нужный, не видел и не догадывался
о нем. Когда мы добрались до последнего,
открытого участка дороги перед лагерем, была уже настоящая ночь. Дождь утих,
и в разрыве между тучами висела полная луна. В ее призрачном свете наш тяжело
груженный автомобиль медленно кружил-выруливал по проселку, ведущему от деревни Веретьево
с ее рубленной топором деревянной церковью XVIII века, рассекая темноту
желтым светом длинных щупалец-фар. А навстречу нам бежали голодные ребята.
Я остановил машину и разрешил им разграбить ее. В конце августа лагерь был свернут и на
месте шумной веселой жизни остались лишь сиротливое школьное здание и как-то
сразу покосившийся под мелким осенним дождиком навес построенной нами
столовой. Меня пригласили в партком и объявили благодарность. «А не могу ли я попросить место в
детском саду?» – спросил я. Оказалось, что это очень серьезная
просьба. Места были дефицитом, и их давали вот так, по просьбе, только
заслуженным работникам. А я был простым инженером. Но дома было неважно: жили втроем, с
женой Зоей и трехлетней дочерью Ирой, на мою зарплату 140 рублей, в основном
на картошке и квашеной капусте, к тому же приходилось немного помогать бедствующей
матери жены. И было очень важно отдать дочь в детский сад. Тогда жена
могла бы устроиться на работу. А так дело однажды даже дошло до крайней
черты, когда пришлось питаться только хлебом и ягодами в лесу. Но говорить
об этом секретарю парткома не хотелось. Я не уходил, и он, скривившись,
дал согласие. Мне за эту сцену стыдно до сих пор. Правда, не очень. Продолжение (часть 7) В
начало страницы |
|
|