Карта сайта

Библиотека сайта

Страница Секции «Материалистическая диалектика – научный атеизм»

Отделения РФО по направлениям исследований

Написать автору

 

 

 

Копировать учебное пособие

 

УФИМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ НЕФТЯНОЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

 

КАФЕДРА ФИЛОСОФИИ

 

Общество как система

 

Учебно-методическое пособие по курсу философии

 

Уфа

2002

 

Учебно-методическое пособие содержит материалы для обсуждения на семинарских занятиях и для самостоятельной работы по философии общества в рамках курса "Философия". Предназначено для студентов всех факультетов УГНТУ.

 

Составитель      Бугера В. Е., ст. преподаватель, канд. филос. наук

 

Рецензент          Бондаренко Г. В., доц., канд. филос. наук

 

© Уфимский государственный нефтяной технический университет, 2002

 

 

Раздел I

Раздел II

Раздел III

Раздел IV

Раздел V

Раздел VI

 

I

С первого взгляда может показаться, что примеры общественной жизни можно встретить и в животном мире: так, многие животные ведут стадный образ жизни, а некоторые из них - например, муравьи и пчелы - образуют весьма сложные по своей структуре общности, основанные на своего рода "разделении труда", весьма ярко выраженном. Однако общности животных, несмотря на целый ряд аналогий между ними и человеческим обществом, не могут быть названы "обществами": людей объединяют в общество отношения, складывающиеся в процессе сознательной деятельности и по поводу нее, а поскольку деятельность животных бессознательна, то отношения по поводу нее и в процессе нее не являются общественными.

Существует одна важная особенность, отличающая общественные отношения от отношений между животными: если типы отношений внутри любого стада, стаи, роя животных остаются неизменными до тех пор, пока не изменяется биологическое устройство данного вида животных или внешняя природная среда, в которой обитает данная популяция этого вида, - то типы общественных отношений, характер структуры общества непрерывно изменяется даже в одном и том же климате, на фоне одного и того же биологического устройства людей. За последние 10 тысяч лет климат и рельеф Земли, анатомия и физиология человека претерпели лишь очень несущественные изменения, - а сколько кардинальных изменений претерпело за это же время человеческое общество!.. Следовательно, причины, определяющие характер общественных отношений, направление и скорость изменения структуры общества, следует искать не в окружающей нас природной среде и не в наших генах, а в чем-то другом.

В чем же именно? Может быть, в божественной воле или еще в каких-нибудь мистических силах? Это объяснение очень удобно… для лентяев: поскольку пути господни (так же, как и дьявольские) неисповедимы, то на божью (или чертову) волю можно списать все, чего мы пока еще не можем объяснить - а затем можно успокоиться, не утруждая себя дальнейшими вопросами. Однако в научном познании действует одно хорошее правило, названное, по имени сформулировавшего его средневекового философа, "бритвой Оккама": не измышляй лишних сущностей без крайней на то необходимости. Говоря яснее: до тех пор, пока есть хоть малейшая надежда объяснить изучаемое тобой явление взаимодействием уже известных людям объектов, процессов, сторон реальности, - не клади в основу своего объяснения предположений о существовании каких-то неведомых объектов, процессов и сторон реальности, бытие которых пока что не представляется возможным доказать! Бытие бога, дьявола и других "потусторонних" сил до сих пор еще никак не доказано; все то, что приводится в доказательство их существования, - это либо обычные материальные процессы, которым пока еще не найдено посюстороннее объяснение (подобно тому, как в свое время люди могли объяснить молнию лишь как проявление божьего гнева - а сегодня мы прекрасно знаем, что для объяснения молнии вполне достаточно определенных материальных причин), либо галлюцинации (например, видения пророков) и прочие феномены человеческой психики, тоже обусловленные стопроцентно материальными причинами; следовательно, нечего припутывать к исследованию чего бы то ни было - в т. ч. и общества - какие бы то ни было мистические силы. Причины, определяющие характер общественных отношений, направление и скорость их развития, следует искать исключительно в той сфере, которая доступна органам чувств психически здорового человека, в которой все так или иначе может быть измерено, истинность познания которой мы можем постоянно проверять в процессе нашей целенаправленной деятельности, - в сфере материальной действительности.

Как мы уже видели, в окружающей нас природной среде и в нашем биологическом устройстве мы таких причин не найдем. Очевидно, эти причины следует искать среди таких - тоже материальных, тоже непосредственно относящихся к жизни людей - явлений, которые, в отличие от климата, рельефа и генотипа людей, изменяются так же быстро, как и человеческое общество. Искать сферу таких явлений нам придется недолго: мы тут же встречаемся с ней, как только обращаемся к источнику жизни человечества - производству материальных благ. Средства и предметы труда; знания и навыки людей, составляющие, в единстве с их физическими способностями, человеческую рабочую силу, - одним словом, производительные силы общества изменяются так же быстро, как и система общественных отношений. Изучая взаимоотношение производительных сил и общественных отношений, мы обнаруживаем, что каждому этапу развития производительных сил соответствует определенный этап развития общественных отношений, причем развитие производительных сил всегда более или менее опережает развитие общества - сперва возникают и начинают распространяться новые производительные силы, и лишь вслед за этим появляются и начинают разрастаться элементы новой системы общественных отношений, соответствующих новым производительным силам. Говорит ли это о том, что развитие производительных сил обуславливает и определяет развитие общественных отношений? - Для того, чтобы ответить "да" или "нет" на этот вопрос, недостаточно одних только наших логических рассуждений: нужно рассмотреть процесс взаимодействия между развивающимися производительными силами и общественными отношениями, как он происходит на самом деле.

Приступив к этому рассмотрению, мы обнаруживаем, что в процессе производства, распределения и потребления материальных благ люди вступают друг с другом в такие отношения, которые обусловлены характером производительных сил, преобладающих на данном этапе развития общества. Для того, чтобы понять, как это происходит, обратимся к таким понятиям, как управление и собственность.

 

II

В определениях понятия «управление», встречающихся в научной литературе, царит полный разнобой. Так, В.И Маслов пишет:

«Как известно, управление в самом общем виде – это целенаправленное воздействие на какую-либо систему для перевода ее из одного состояния в другое».1

Однако то, что известно Маслову, по всей видимости, не известно автору статьи в Философском энциклопедическом словаре, определяющему понятие «управление» так:

«…элемент, функция организов. систем различной природы (биологических, социальных, технических), обеспечивающая сохранение их определ. структуры, поддержание режима деятельности, реализацию программы, цели деятельности.»2

Автор этого определения не объясняет нам, почему управлением можно назвать лишь целенаправленное поддержание системы в одном и том же состоянии. Действительно, почему нельзя назвать управлением такое сознательное воздействие на систему, цель которого – ее изменение?

Чтобы понять, что такое управление, обратимся к тому, как воздействуют друг на друга, воспроизводят, изменяют друг друга бытие и сознание. Бытие порождает сознание и воздействует на него двояким образом – как тот субстрат, из которого состоит мыслящее существо, и как отражаемый, познаваемый объект. В свою очередь, сознание воздействует на бытие (в том числе и на само себя как часть бытия) и изменяет его: мыслящее существо строит планы и действует, изменяя (более или менее, но никогда не полностью осознанно и в соответствии со своими планами) окружающую действительность и само себя. Так вот, порождение сознанием действия – переход от сознания к действию, имеющий волевую природу, акт воли и состоящий из этих актов волевой процесс, - и есть управление. То, что управление есть волевой процесс, не означает, что он не материален: воля, как и мысль, осуществляется  лишь постольку, поскольку осуществляются порождающие ее материальные процессы. Когда отдельный человек управляет своими действиями, то это означает, что в его организме происходят определенные материальные процессы; управление действиями группы людей осуществляется посредством такого же рода процессов во многих человеческих организмах, а также посредством их действий (в частности, по передаче информации друг другу3), осуществляющихся в материальном мире и приводящих к материальным результатам. Однако управлением эти материальные процессы являются лишь постольку, поскольку проявляют себя как цепь волевых актов.

Итак, управление – это переход от плана к его реализации. Всякое действие живого существа является управляемым в той степени, в какой за этим действием стоит элемент сознательного планирования. Микроб, поглощающий другого микроба, не управляет своими  действиями; но человек, подносящий ложку ко рту, в очень большой мере управляет своей деятельностью по поглощению пищи. Все действия, которые человек совершает в обществе, как общественное существо, являются управляемыми. Итак, поскольку общественные отношения являются отношениями между людьми в процессе их сознательной, собственно человеческой деятельности; поскольку, во-вторых, управление есть непосредственная (по сравнению с планирующим сознанием и тем более с бытием, обусловливающим сознание) и при этом существенная причина действия, а всякая причина лежит (в той мере, в какой она существенна) в основе своего следствия,-- то из этого следует, что в основе всех общественных отношений лежат отношения в процессе управления человеческими действиями.

Существуют три основных типа отношений управления.

Индивидуальное управление – это когда каждый член данной группы людей сам управляет своей деятельностью, не  «вмешиваясь в дела» других членов группы и не допуская их вмешательства в управление своими делами. (Пример - группа торговцев, случайно оказавшихся  на рынке соседями  по прилавку.) Члены такой группы не связаны  друг с другом  в процессе управления своими действиями: решения каждый из них принимает сам по себе.

Коллективное управление – это когда члены группы взаимодействуют друг с другом в процессе управления своими действиями, совместно управляют действиями каждого, «вмешиваются в дела друг друга». (Пример – несколько человек, перетаскивающих бревно, среди которых нет определенного лидера.) Такая группа представляет собой коллектив, члены которого непосредственно связаны друг с другом в процессе управления своими действиями: все вместе принимают единые решения. Коллектив – это единый субъект с единым сознанием, волей и действием.

Авторитарное управление – это когда члены группы не взаимодействуют друг с другом в процессе управления своими действиями, но все же связаны между собой в этом процессе посредством руководителя, который управляет ими, не будучи в свою очередь управляем с их стороны (в отличие от коллектива, где каждый управляет всеми и все – каждым). Руководитель координирует (согласовывает) действия членов группы – своих подчиненных4 (в отличие от коллектива, где все его члены координируют действия друг друга), выполняющих принятые им решения; таким образом, эта группа тоже представляет собою единого субъекта – с единым действием, сознанием и волей (сознанием и волей руководителя). Однако это единство менее тесно, органично и прочно, чем единство коллектива как субъекта. Изымите из авторитарно управляемой группы руководителя – и она распадется; для того же, чтобы распался коллектив, из него обязательно нужно изъять значительное – по отношению к численности коллектива – число его членов.

Ни один из трех основных типов отношений управления практически никогда не встречается в чистом виде. Внутри любой группы людей – от нескольких человек до всего общества, взятого в целом – отношения индивидуального, коллективного и авторитарного управления перемешиваются в различных пропорциях, в большей или меньшей степени взаимопроникают  и сплавляются друг с другом, образуя ряд переходных форм. Так, смешение индивидуального и авторитарного типов управления проявляется в том, что каждый подчиненный имеет более или менее обширный круг дел «в своей компетенции», управляя этими делами без или почти без участия руководителей; наложение авторитарного и коллективного типов друг на друга приводит к большему или меньшему контролю над руководителями снизу, к переизбираемости5 большего или меньшего процента руководителей подчиненными (через большие или меньшие сроки либо вообще в любое время по желанию подчиненных) и так далее. Однако как бы тесно ни сплавлялись друг с другом три типа отношений управления, но в любой группе можно, проведя анализ системы отношений управления, различить эти типы и подсчитать удельный вес каждого из них в данной системе. Измерительной шкалой при этом будет  рабочее время: с ее помощью можно будет подсчитать, какой процент действий, совершаемых в совокупности всеми членами данной группы или некоторой их частью, управляется (управлялся, будет управляться в тот или иной момент времени) индивидуально, коллективно или авторитарно.6

Методики таких подсчетов еще никогда никем не разрабатывались. Однако и без всяких методик, "на глазок" можно определить, что, например, в системе отношений управления производством, распределением и потреблением внутри первобытной общины (кстати, каждая такая община не была частью, одной из ячеек первобытного общества, но сама представляла собой общество как таковое) отношения коллективного управления преобладали над каждым из двух других типов отношений управления. Это проявлялось в следующем:

самые важные решения принимались всей общиной в целом на ее собраниях, при этом вожди и старейшины отнюдь не играли решающей роли (да и как они могли бы закрепить за собой такую роль, если внутри общины не было такой силы, на которую они могли бы опереться для того, чтобы подавить и подчинить остальных общинников: в классической, еще не начавшей разлагаться первобытной общине все ее взрослые члены - и мужчины, и женщины - были примерно одинаково вооружены) - проекты решений обсуждались до тех пор, пока члены общины не приходили к единому мнению, и только тогда решение считалось принятым;

любой лидер в общине мог быть переизбран ею в любой момент, и вообще зачастую сама должность лидера была не постоянной, а возникала лишь в привязке к какому-то отдельному мероприятию (например, к выходу общинников на охоту или на сбор полезных растений), по окончании которого не только избранные на эту должность люди вновь растворялись в массе общинников, но и сама данная "вакансия" исчезала (чем чаще первобытные общины нуждались в том, чтобы той или иной стороной их жизнедеятельности постоянно кто-то руководил, тем в большей мере они переставали быть первобытными; если же мы видим, что в каком-то племени уже имеются пожизненные, а тем более наследственные вожди, - значит, это племя уже не первобытное, каким бы примитивным оно ни было: здесь мы уже имеем дело с ранними ступенями развития цивилизации);

распределение материальных благ в общине было в огромной степени уравнительным, и производилось оно под жестким контролем всей общины; привилегии лидеров были крайне незначительны; сам процесс потребления каждым общинником своей доли материальных благ происходил до такой степени под контролем и при участии всей общины, что потребление первобытных людей не было индивидуальным - это было коллективное потребление.7

Также очевидно, что в цивилизованном обществе, разделенном на классы, народности и государства, отношения коллективного управления экономической деятельностью отошли далеко на задний план по сравнению с отношениями авторитарного и индивидуального управления. Типичными, основными отношениями управления в производстве, распределении, обмене (особом виде распределения, развившемся по мере превращения продуктов труда в товары) и потреблении стали отношения не между равноправными сотрудниками, совместно управляющими своей деятельностью, а между начальником и подчиненным, между продавцом и покупателем, между конкурентами. 

Как видим, при переходе от первобытной общины к цивилизованному обществу система отношений управления экономической деятельностью - а следовательно, и система вообще всех тех общественных отношений, которые складываются между людьми в процессе экономической деятельности и основаны на отношениях управления ею - очень сильно изменяется. Чем же порождаются эти коренные изменения? - Да не чем иным, как развитием производительных сил. Когда предметами труда были дикие животные, растения, камни и кости, орудиями труда - каменные рубила, топоры, копья, луки и стрелы с костяными наконечниками; когда общество, способное прокормить себя с помощью таких средств производства, никак не могло быть больше нескольких сотен человек; когда каждый взрослый человек умел делать все или почти все то же, что и любой другой его соплеменник; когда житейские проблемы были просты и ясны, вариантов их решения было немного и для того, чтобы выбрать из них оптимальный и прийти по поводу него к единому мнению, даже нескольким сотням людей, изъясняющимся на примитивном языке, вполне хватало нескольких часов; когда, наконец, перед каждым человеческим стадом стояла альтернатива - либо гибель в междоусобных драках, либо превращение в первобытно-коммунистическую общину,8 - тогда люди естественным образом организовывались в производственные коллективы. С переходом же от охотничье-собирательских производительных сил к земледельческим, скотоводческим и ремесленным производительность труда стала повышаться, количество видов деятельности - возрастать, в результате чего развились профессиональная специализация и товарообмен; иными словами, доля отношений индивидуального управления производством, распределением и потреблением начала возрастать по сравнению с долей отношений коллективного управления экономической деятельностью. Вследствие повышения производительности труда и развития товарообмена человеческие общности укрупнились - на смену прежним замкнутым маленьким общинам пришли большие народности. Необходимость организации труда больших масс людей, зачастую специализирующихся на самых разных видах деятельности, потребность в управлении более крупными, чем первобытные общины, человеческими общностями обусловила возрастание доли отношений авторитарного управления в системе отношений управления экономической деятельностью. Появились специалисты по авторитарному управлению экономической деятельностью - начальники, совсем или почти не контролируемые своими подчиненными и тем самым в корне отличающиеся от любого лидера в первобытном коллективе. Власть начальников над подчиненными в сфере экономической деятельности оказалась под охраной политической власти - власти государственного аппарата, возникшего благодаря выделению в обществе по мере развития профессиональной специализации таких групп, как профессиональные военные, полицейские и судьи. Таким образом, развитие производительных сил, обусловившее в свое время смену человеческих стад первобытно-коммунистическими общинами, впоследствии привело к разложению этих первобытных коллективов, на смену которым пришло классовое общество.

Классы - это большие общественные группы, которые отличаются друг от друга:

1)    местом своих членов в определенной, исторически обусловленной системе производительных сил;

2)    местом своих членов в системе отношений собственности на производительные силы;

3)    ролью своих членов в управлении производством материальных благ;

4)    способом получения их членами своей доли общественного богатства;

5)    размером этой доли.9

Различия по третьему и четвертому признаку - это и есть различия по месту в системе отношений управления производством и распределением. А вот второй признак связан с введением другого понятия - отношения  собственности, сущность которого мы сейчас и рассмотрим.

 

III

В научной литературе имеет хождение много различных определений отношений собственности, и, так же как и определения управления, они зачастую в корне противоречат друг другу. Какое из них выбрать? - Наилучший выход - это создать свое собственное определение, хорошенько обосновать его, а затем уж с его позиций оценивать все остальные, данные ранее определения.

Когда мы указываем на какой-нибудь объект и говорим о нем: "это мое", "это твое", "это его", "а это наше" - мы тем самым говорим, что субъект А может управлять действиями с этим объектом, а субъект В нет (вернее, может, но лишь в том случае, если ему разрешит А, и в тех пределах, в каких разрешит А). Следовательно, отношения собственности определяют, кто, чем (или кем) и в каких пределах может управлять. Отношения собственности - это отношения возможности управления действиями людей, а также теми предметами, с которыми и при помощи которых эти действия осуществляются.

Отношение собственности никак не может быть отношением субъекта-собственника к объекту, являющемуся его собственностью. Если бы оно было отношением между объектом и субъектом, то оно, очевидно, определялось бы индивидуальными особенностями того и другого; но разве можно объяснить физическими и химическими особенностями лежащего в кошельке Петра железного рубля, а также индивидуальными особенностями личности Петра то, что именно Петр, а не кто иной, является в данный момент собственником этой монеты? Конечно же, нет; следовательно, отношения собственности - это отношения между членами общества по поводу объектов, и монета является собственностью Петра благодаря тому, что он, как член общества, занимает в данный момент определенное место в сложнейшей системе отношений собственности, существующих в этом обществе по поводу всех находящихся в распоряжении последнего объектов, в том числе и по поводу пресловутой монеты, и определяющих, кто, как и в какой степени управляет этими объектами.

(Исключением не является и тот случай, когда рабочая сила одних людей является собственностью других. В данном случае первые выступают одновременно и в качестве субъектов, включенных в систему отношений собственности, и в качестве объектов, по поводу которых эти отношения существуют. В качестве объектов собственности - физических носителей рабочей силы - эти люди не включены в систему отношений собственности на их рабочую силу, последняя отчуждена от них.)

Отношения собственности не могут быть тождественны отношениям управления: последние существуют не иначе, как в процессе управляемой субъектом деятельности, что же касается отношений собственности по поводу данного объекта, то они сохраняются и тогда, когда собственник объекта не производит с последним никаких операций. Например, если Петр - собственник зубной щетки, то он остается им и тогда, когда она лежит без всякого применения; что же касается отношений управления своими действиями с этой щеткой, то он вступает в такие отношения с другими людьми, лишь начиная чистить ею зубы или еще как-нибудь употреблять ее (кстати, это будут отношения индивидуального управления). Отношения собственности вообще не могут быть тождественны таким общественным отношениям, которые существуют не иначе, как в процессе какой-либо практической деятельности с тем объектом, по поводу которого они существуют. Поэтому Карл Маркс был не прав, написав в своей работе "Нищета философии":

"…определить буржуазную собственность - это значит не что иное, как дать описание всех общественных отношений буржуазного производства… Стремиться дать определение "собственности" как независимого отношения, как особой категории, как абстрактной и вечной идеи, значит впадать в метафизическую или юридическую иллюзию"10, -

и тем самым отождествив отношения собственности со всей системой производственных отношений. На самом же деле отношения собственности на производительные силы - это именно особый вид производственных отношений наряду с отношениями управления экономической деятельностью (производством, распределением, обменом и потреблением), а также наряду с основанными на отношениях управления многообразнейшими отношениями в процессе экономической деятельности.11

Отношения собственности - это отношения социальной возможности управления, которую не следует путать с физической возможностью управления. Например, если крестьянин Павел точно так же в силах обработать участок земли, принадлежащий Петру, как и сам Петр, то он обладает физической возможностью обработать Петрово поле, но, поскольку оно ему не принадлежит, не обладает социальной возможностью обработать данное поле (если только Петр не наймет его в батраки).

Отношения собственности как таковые не следует путать с юридическим правом собственности. Юридическое право собственности - это зафиксированное в законах признание государством одних отношений собственности желательными, а других нежелательными; при этом нежелательные для государства отношения собственности сплошь и рядом бывают такими же реальными, существующими на деле, как и желательные. Например, если А угонит машину у В, то он тем самым насильственно изменит свое положение и положение В в системе отношений собственности, существующих по поводу данной машины, то есть станет ее собственником, хотя и незаконным, но вполне реальным; и несмотря на то, что государство будет продолжать признавать право собственности на данную машину за В, А будет распоряжаться ею - до тех пор, пока преступление не раскроют, его не поймают, а машину не вернут В - как самый настоящий ее собственник: поедет на ней, куда захочет, перекрасит ее, продаст… Если же А не повезет, он будет пойман с еще не проданным автомобилем, который государство вернет В, - это будет означать, что государство снова изменило положение А и В в системе отношений собственности, существующих по поводу данной машины, и притом изменило насильственно: силой (хотя и, разумеется, по закону; но насилие вовсе не перестает быть насилием и в тех случаях, когда оно совершается по закону и ради соблюдения закона) отняло у А принадлежавшую ему на тот момент машину и вернуло ее В.

Следует четко разграничить значения терминов "собственность" и "отношения собственности". Отношения собственности - это, как мы уже видели, отношения социальной возможности управления действиями людей, а также теми предметами, с которыми и при помощи которых эти действия осуществляются. Отношения собственности лежат в основе отношений управления (но не тождественны им), обусловливая, кто, чем и как (в какой мере) управляет. Собственность же - это тот объект, которым субъект может управлять в силу своего места в системе отношений собственности по поводу данного объекта.

Субъектом собственности может быть отдельный индивид, коллектив или авторитарно управляемая группа. При отношениях коллективного управления все члены группы в равной степени - стопроцентно - причастны к управлению деятельностью группы, а при отношениях авторитарного управления члены группы причастны к управлению ее деятельностью в разной степени, в зависимости от их положения на той или иной ступени иерархии. Поскольку собственником объекта является тот субъект, который имеет реальную социальную возможность управлять деятельностью с этим объектом (иначе говоря, субъект является собственником объекта в той мере, в какой он имеет реальную социальную возможность управлять деятельностью с последним), то можно сделать вывод, что при отношениях авторитарного управления члены группы в разной степени причастны к собственности на объекты, принадлежащие данной группе: начальники - в большей степени, подчиненные - в меньшей. А это значит, что если отдельный индивид и коллектив являются монолитными субъектами-собственниками, то авторитарно управляемая группа не столь монолитна как субъект собственности. Отсюда, в свою очередь, следует, что во всякой авторитарно управляемой группе можно подсчитать, в какой именно мере тот или иной член группы причастен к ее собственности в данный момент времени. А поскольку ни один из трех типов отношений управления практически никогда не встречается в чистом виде, и даже в самом сплоченном коллективе всегда можно найти примесь отношений авторитарного управления, то в любой группе, осуществляющей кооперированную деятельность, можно подсчитать степень причастности любого ее члена к ее собственности.

Каждому из трех типов отношений управления соответствует особый тип отношений возможности управления - отношений собственности: отношения индивидуальной, авторитарной и коллективной собственности. В системе отношений собственности, присущей любой группе людей, все эти три типа присутствуют в различных, постоянно изменяющихся пропорциях, соответствующих тем пропорциям, в которых три типа отношений управления содержатся в системе отношений управления, присущей данной группе (хотя это соответствие и не абсолютно, но оно всегда есть). Эти пропорции также можно подсчитывать. Методики подобных подсчетов еще никогда никем не разрабатывались; начиная их разработку, стоило бы попытаться использовать в качестве измерительной шкалы рабочее время.

Чтобы усвоить понимание того, что отношения собственности - это отношения социальной возможности управления, следует покончить со старой юридической иллюзией, согласно которой можно быть собственником, не имея реальной возможности управлять своей собственностью, и управлять собственностью, не будучи ее собственником. Когда мы сделаем это, то убедимся, что термины "частная собственность", "государственная собственность", "общественная собственность", "долевая собственность" и т. п. до сих пор использовались так, что в разных случаях они указывают на совершенно различные комбинации отношений собственности, которые нельзя объединять под одной рубрикой (и напротив, сходные комбинации отношений собственности обозначаются разными понятиями). Например, "частная" капиталистическая монополия и владеющее частью производительных сил страны капиталистическое государство по своему положению в системе отношений собственности гораздо больше похожи друг на друга, чем "частная" монополия и кустарь-одиночка; однако юристы и экономисты заносят мелкого ремесленника и "частную" монополию под одну рубрику - "частный собственник", противопоставляя обоих собственнику-государству. При этом обычно считается, что наемные менеджеры "частной" фирмы не причастны к собственности на нее, если не владеют ее акциями - хотя на самом деле менеджер, хотя бы и наемный и не владеющий акциями фирмы, причастен к собственности на нее по крайней мере в той степени, в какой он участвует в управлении данной фирмой. Что же касается государственной собственности на производительные силы, то с традиционной юридической точки зрения считается, что ни один - даже самый высший - государственный чиновник персонально не причастен к этой собственности, хотя на самом деле каждый чиновник государственного аппарата причастен к собственности на принадлежащие государству производительные силы в той или иной мере, соответственно своему положению в иерархии данного госаппарата.

Еще пример. Согласно традиционным юридическим понятиям, акционерная компания является "долевой собственностью" всех владельцев акций; на деле же мелкие держатели акций нисколько не причастны к управлению этой компанией и, следовательно, ни в какой мере не являются ее собственниками (ничуть не отличаясь в этом плане от вкладчиков банка, которые тоже ни в какой мере не являются собственниками банка).

Можно приводить еще много примеров того же рода; ограничимся одним. В СССР официально считалось, что производительные силы страны находятся в общественной собственности, к которой причастен каждый гражданин государства. На этом основании утверждалось, что в СССР существовало социалистическое общество - первая стадия коммунизма. Однако большинство граждан - рядовые, никем не командующие работники - были нисколько не причастны к управлению этими производительными силами, так же, как и любой рядовой наемный работник в капиталистической фирме. Следовательно, они не были причастны и к собственности на производительные силы страны; к ней, так же как и в любой капиталистической фирме, были причастны начальники - в разной мере, в зависимости от своего положения в иерархии внутри госаппарата. Верховными собственниками производительных сил в СССР были высшие чиновники партийного и государственного аппарата. Следовательно, в Советском Союзе - так же, как и во всех других государствах мира - никогда не было коммунизма и социализма: социализм и коммунизм - это термины, указывающие на такое общество, в котором все (или почти все) его взрослые и психически более-менее вменяемые члены в равной (стопроцентной) или, по крайней мере, почти равной мере причастны к собственности на производительные силы этого общества, то есть общество является единым коллективом, владеющим и управляющим производительными силами и, кстати, не нуждающимся в государственном аппарате (в котором всегда преобладают отношения авторитарного управления и авторитарной собственности). В тех же странах, где государственной властью обладали так называемые "коммунистические" партии, существовала обычная цивилизация, обычное классовое общество, разделенное на господствующее меньшинство и подчиненное большинство: в большинстве случаев это был обычный  монополистический капитализм, в некоторых же случаях (как, например, в СССР) - особый вариант классового общества, относительно которого до сих пор ведутся дискуссии, был ли это капитализм или же особый вариант индустриальной цивилизации, отличающийся от капитализма12.

 

IV

Изменяясь, производительные силы изменяют систему отношений собственности на производительные силы в данном обществе, что, в свою очередь, влечет за собой изменение системы отношений управления экономической деятельностью и тем самым - всей системы производственных отношений этого общества. Изменение же производственных отношений с необходимостью обусловливает изменение всей системы общественных отношений, определяя характер этого изменения. В свою очередь, изменение всей системы общественных отношений обусловливает изменения всей духовной культуры общества и психологической структуры членов последнего, определяя характер этих изменений. Таким образом, развитие производительных сил обусловливает и определяет развитие всего общества в целом. Как это происходит, мы можем увидеть на примере перехода от первобытной общины к цивилизованному обществу.

Преобладание отношений коллективной собственности на производительные силы, обусловившее в первобытной общине преобладание отношений коллективного управления воспроизводством материальных благ, обусловило также преобладание в ней отношений коллективного управления воспроизводством (выкармливанием и воспитанием) детей. В едином коллективе, члены которого совместно вели единое домашнее хозяйство, все дети этого коллектива были его единой и неделимой собственностью; соответственно, все выкармливали и воспитывали всех детей, независимо от того, какой ребенок рожден от каких именно родителей13. В отношениях между принадлежащими к одной и той же общине мужчинами и женщинами было намного больше равенства и сексуальной свободы, чем в любом цивилизованном обществе, о чем единодушно свидетельствуют этнографы.

Поскольку у первобытных людей не было государства, у них не существовало ни таких особых видов общественных отношений, как политические и юридические отношения, ни таких видов практики и сфер общественной жизни, как политическая и юридическая. Что же касается познания действительности (которое у первобытных людей еще было полностью магическо-мифологическим; теоретическое знание - наука и философия - становится возможным лишь на достаточно высоком уровне развития производительных сил, который даже цивилизованным обществом достигается далеко не сразу) и искусства, то эти виды человеческой деятельности осуществлялись первобытными людьми, во-первых, коллективно (индивидуальное творчество зарождалось, благодаря развитию разделения труда, уже в процессе разложения первобытной общины и перехода к цивилизованному, классовому обществу), а во-вторых, в единстве с экономической деятельностью и друг с другом: художественное творчество у первобытных людей было не чем иным, как элементом их магии, а вся магия в первобытном обществе была без остатка погружена в производственную деятельность общины. Такие понятия, как "искусство для искусства" и "красота как самоценность", никогда не смогли бы уложиться в головах первобытных людей.

В первобытной общине не существовало индивидуальной личности. Первейшей необходимой предпосылкой формирования последней является борьба между членами одного и того же общества за бóльшую долю общественного богатства и за власть; именно в ходе такой борьбы, пронизывающей всю ткань общества и вовлекающей в себя человека уже в раннем детстве, и формируется у индивида стремление быть самостоятельным и способность настоять на своем - основа формирования всякой индивидуальной личности. Но такая борьба присутствует в обществе лишь в той мере, в какой отношения индивидуальной и авторитарной собственности содержатся в системе производственных отношений; в первобытной же общине, где преобладали отношения коллективной собственности на производительные силы, борьба за богатство и власть жестоко пресекалась в зародыше14. Будучи с раннего детства погруженными в первобытный коллектив (представлявший собой, как мы помним, единую семью), первобытные люди органично воспринимали в свою психику нормы жизни первобытного коллектива - тем более органично и безболезненно, что подчиняться этим нормам было совсем не обидно, поскольку они не давали одним общинникам никакого устойчивого преимущества перед другими. Отношения коллективной собственности на производительные силы и коллективного управления ими, преобладавшие в первобытной общине, обеспечивали гармонию интересов общинников - так зачем же им было стремиться к самостоятельности и тренировать свою способность настоять на своем? Зачем им было устанавливать между собой ту дистанцию, без которой не может быть индивидуальной личности, если никто из них не мог стать начальником, господином над остальными? Напротив, общинники были кровно заинтересованы в том, чтобы как можно теснее сплотиться, полнее слиться в единый субъект, сознательно управляющий своими действиями как единая коллективная личность… В результате этого первобытные люди даже не нуждались в личных именах15 - настолько полно они идентифицировались со своей общиной.

Нравственность первобытных людей в корне отличалась от морали людей цивилизованных. Как уже было сказано выше, в первобытной общине интересы ее членов гармонировали друг с другом: это означало, что польза для каждого общинника совпадала с пользой для всей общины, а то, что было вредом для всей общины, было вредом и для каждого общинника. (Нетрудно понять, почему это было так: одни общинники не могли наживаться за счет других и превращать их в свое орудие, а следовательно, были исключены такие ситуации, когда польза для одних общинников могла бы быть достигнута за счет причинения вреда другим.) Интересы всей общины и интересы каждого общинника были тождественны. Из этого следовало, что неукоснительное соблюдение обычаев общины, отражавших ее интересы, было полностью в интересах каждого общинника. А из этого, в свою очередь, следовало, что для первобытного человека была исключена (по крайней мере, почти полностью исключена) ситуация нравственного выбора: обычаи общины, бывшие в то же время и ее нравственными нормами (законов и других юридических норм у первобытных людей не было, так как не было государства), однозначно детерминировали поведение первобытного человека. Последнему просто незачем было раздумывать: а не стоит ли нарушить обычаи? - поскольку соблюдение обычаев было практически полностью в его интересах. Воля каждого человека практически полностью совпадала с волей всей общины, выраженной в системе ее нравственных норм (помните, мы уже говорили о том, что вся община была единой коллективной личностью, не разделенной на отдельные индивидуальные личности?); расхождения между волей общины и волей отдельного индивида представляли собой редчайшее и быстро ликвидируемое исключение. Следовательно, первобытный человек не знал (по крайней мере, почти не знал) мук совести и стыда16: поскольку у него не было нужды выбирать между "добром" (соблюдением обычаев) и "злом" (их нарушением), то он и не испытывал мучительных колебаний между ними и раскаяния за содеянное зло (если же он случайно нарушал обычай, то его терзал не стыд, а просто страх перед карой, которая падет на него со стороны соплеменников, а также - на него и на всю общину - со стороны мистических сил).

В процессе перехода к земледельческим, скотоводческим и ремесленным производительным силам община перестала быть единой семьей. Дети стали воспитываться в сравнительно небольших семьях, в которых стали доминировать отношения авторитарной собственности и авторитарного управления применительно к "своим" детям, а по отношению к другим семьям - отношения индивидуальной ("частной") собственности и индивидуального управления. Проще говоря, дети перестали быть собственностью общины, были поделены между взрослыми. В первобытной общине управление каждого взрослого тем или иным ребенком ограничивалось и корректировалось всей общиной; тем самым угнетение ребенка или, наоборот, его балование (две разновидности чрезмерно авторитарного управления ребенком, диалектически противоположные и вместе с тем дополняющие друг друга) исключались; вообще воспитание у первобытных людей, как об этом свидетельствуют этнографы, осуществлялось в меньшей мере через награды и наказания и в большей мере через "хороший пример", чем у людей цивилизованных - и это было тем более так, чем более данное племя было первобытным, чем менее община подверглась разложению, связанному с переходом к цивилизации. Кроме того, дети, воспитываемые многими взрослыми, имели возможность выбирать, к кому из них больше тянуться и кому больше подражать - и, естественно, старались подражать прежде всего более опытным и уважаемым общинникам. Цивилизация лишила детей и этого выбора, и контроля всей общины над общением каждого взрослого с тем или иным ребенком; благодаря этому, а также благодаря общему уменьшению доли коллективных отношений во всем обществе, управление детьми со стороны взрослых стало гораздо более авторитарным, чем было в первобытной общине. Многих детей стали тиранить, некоторых - баловать, а зачастую тиранство и балование стали причудливо переплетаться в воспитании одного и того же ребенка со стороны одних и тех же родителей и педагогов. Благодаря этому в любом цивилизованном обществе, с древнейших времен до наших дней, мы обнаруживаем такую широкую распространенность неврозов, психопатий, психозов, сексуальных извращений, какой не знали первобытно-коммунистические общины.

Конечно, не во всех семьях цивилизованного общества детей тиранят и балуют. Тем не менее, в почти всех семьях классового общества управление детьми со стороны взрослых гораздо более авторитарно, чем в первобытной общине - и в результате этого в психику цивилизованного человека с раннего детства закладываются такие неразрешимые противоречия, которых не знали первобытные люди. Моральные нормы внушаются детям в цивилизованном обществе в гораздо более приказном порядке, чем в первобытном племени; если первобытные дети, жившие в коллективе, сызмальства впитывали в себя царившую в нем атмосферу равенства и братства - и наряду с нею очень естественно и безболезненно пропитывались нравственностью своей общины, то в цивилизованном обществе родители и педагоги обычно заставляют детей вести себя согласно моральным нормам. Но, как известно, приказ начальника порождает не только стремление выполнить его, но и еще два желания, противоречащих этому стремлению и друг другу: стремление к бунту и желание самому стать начальником и отдавать приказы. Эти три взаимоисключающие (но в то же время и диалектически переходящие друг в друга) влечения, борющиеся в душе цивилизованного человека на протяжении всей его жизни, делают его психику гораздо более дисгармоничной, чем у первобытного человека, жившего по простому правилу: жизнь твоего соплеменника - это твоя жизнь. Именно в борьбе этих влечений кроются зародыши садизма, мазохизма, болезненного честолюбия, рабского стремления сотворить себе кумира и пасть перед ним ниц - всех тех уродств, которые у первобытных людей встречались многократно реже, чем у цивилизованных17.

Точно так же, как на детей, воспитывающихся в семьях, авторитарные отношения собственности и управления (очень большая доля которых всегда присуща цивилизованному обществу) влияет и на детей, растущих вне семьи. Вообще говоря, отношения авторитарного управления с раннего детства закладывают в характер всякого цивилизованного человека борьбу между тремя влечениями - к подчинению, к власти и к бунту. В свою очередь, отношения индивидуальной собственности и индивидуального управления закладывают в психику цивилизованного человека еще одно непримиримое противоречие - борьбу между потребностью членов общества друг в друге и потребностью в том, чтобы дистанцироваться от окружающих, отстоять свою самостоятельность от их посягательств. Это второе противоречие очень тесно связано с первым, упомянутым выше; оба они превращают душу всякого цивилизованного человека в такой клубок непримиримых противоречий, который никак невозможно полностью распутать. Этим она отличается от многократно более гармоничной, почти не знающей непримиримых внутренних конфликтов (хотя и достаточно сложной) психики первобытных людей. Индивидуальная личность цивилизованного человека дисгармонична по самой своей сути, всегда более или менее враждебна самой себе; этим она принципиально отличается от коллективной личности первобытной общины, которая в своей основе гармонична, полна внутреннего мира и покоя: и община в целом, и каждый отдельный ее член пребывали практически в полном согласии с самим собой.

Понятно, что непримиримый конфликт противоположных влечений в душе индивидуальной личности является предпосылкой того, чтобы она - в отличие от первобытного человека - оказывалась в ситуации нравственного выбора. Однако решающим условием, благодаря которому цивилизованная личность постоянно оказывается в такой ситуации, являются не ее внутренние конфликты, обусловленные воспитанием в системе отношений авторитарной и индивидуальной собственности на производительные силы, авторитарного и индивидуального управления экономической деятельностью, а непосредственно сами эти отношения. Если в первобытном коллективе индивид удовлетворял свои потребности не иначе, как соблюдая обычаи коллектива и принося пользу всем остальным его членам, то в цивилизованном обществе, где доля коллективных производственных отношений стала мизерной, индивид сплошь и рядом может удовлетворить свои потребности не иначе, как причиняя вред членам своего общества и нарушая моральные нормы. Более того, наибольшего успеха в цивилизованном обществе достигают именно те, кто на каждом шагу нарушает моральные нормы, но ухитряется избегать наказания за это. В первую очередь это представители господствующих классов: у них для этого больше возможностей. И что же прикажете думать живущему согласно моральным нормам бедняку, который плетется пешком, а мимо него на роскошной колеснице или на шестисотом "Мерседесе" проезжает богатый и сановный грешник?.. Разумеется, и бедняк, и богач прекрасно осознáют, что в этом мире успех в жизни вовсе не является обязательным следствием неукоснительного соблюдения моральных норм - скорее наоборот. Естественно, что осознающий это цивилизованный человек постоянно оказывается в труднейших ситуациях выбора между "добром" и "злом", незнакомых первобытным людям. Благодаря этому существование всякого цивилизованного человека приобретает более или менее трагический характер, и то, что многие люди не осознают трагизма своего существования, вовсе не уменьшает этот трагизм. Существование индивидуальной личности - человека цивилизованного, классового общества - трагично в своей основе; трагедия - это сущность существования цивилизованных людей. С первобытными же людьми дело обстояло не так: несмотря на их слабость перед лицом природных стихий, существование первобытного человека не было трагическим, поскольку он жил в согласии с самим собой.

 

V

Как видим, психический склад и нравственность первобытных и цивилизованных людей коренным образом отличаются друг от друга. Что, в конечном счете, обусловило это различие и определило его характер? - Не что иное, как развитие производительных сил и обусловленное им развитие производственных отношений.

Всякое следствие по определению возникает позже породившей его причины. Неудивительно поэтому, что в течение некоторого времени после появления на свет новых производительных сил люди еще сохраняют по инерции старые производственные отношения и старую психологию - несмотря на то, что новые производительные силы уже более-менее распространились в обществе и в той или иной степени потеснили старые. Эрих Фромм в главе "Антропология" своей книги "Анатомия человеческой деструктивности" приводит описание культуры индейского племени зуни, уже перешедшего от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству, но еще сохранившего немалые остатки коллективистских производственных отношений и очень коллективистскую, гармоничную и дружелюбную психологию, в которой установка на сотрудничество многократно преобладает над агрессивностью и волей к власти; Алан Уиннингтон в своей книге "Рабы Прохладных гор" описывает племя цзинпо в Южном Китае, которое еще не совсем отошло от охоты и собирательства, но уже в немалой степени втянулось в земледелие - и тоже жило очень коллективно, а психика и нравственность людей этого племени являли замечательный пример гармонии и человечности. Описание культуры другого племени - горных арапешей, приводимое Гербертом Маркузе со слов этнографа Маргарет Мид, мы процитируем дословно:

"Для арапешей мир - это сад, который следует возделывать, но не для себя, не для гордости и тщеславия, не для накопления и стрижки купонов, но для того, чтобы могли расти бататы, собаки, свиньи и, конечно, дети. Из этой общей установки проистекают многие другие черты арапешей: активное сотрудничество, отсутствие конфликта между старыми и молодыми, отсутствие даже намека на ревность или зависть".18

Но законы истории неумолимы - и уже в процессе перехода от первобытных производительных сил к цивилизованным большинство племен усваивает новые производственные отношения и новую нравственность. Примеры таких племен (манус и добу) приводит Фромм в той же главе указ. соч. И несмотря на то, что в силу разных причин местного значения некоторые племена, далеко зашедшие в переходе к земледелию, скотоводству и ремеслам, еще сохраняют в своей жизни огромную степень коллективизма, в то время как другие, чьи производительные силы менее развиты, временно обгоняют первые в переходе к цивилизованным производственным отношениям и психологии, - в конечном счете железный закон соответствия общественных отношений и психического склада людей достигнутому уровню развития производительных сил берет верх, и последние остатки коллективизма постепенно уходят из материальной и духовной жизни людей, вступающих в эру цивилизации.

…А теперь рассмотрим в свете сказанного выше тот факт, что у многих цивилизованных народов существуют мифы о "золотом веке", райской жизни, которой жили люди в прошлом и которую они безвозвратно утратили. Некоторые из этих мифов содержат удивительно точные параллели с реальной историей перехода человечества от первобытного общества к цивилизации - причем на чем более низком уровне цивилизации стояли эти народы в момент создания окончательной редакции мифа, т. е. чем ближе к первобытному обществу они были и чем менее могла стереться память о нем в их преданиях, тем больше таких параллелей и тем существеннее и точнее они19. В этом смысле очень показателен библейский миф об изгнании первых людей - Адама и Евы - из рая, дошедший до нас в нынешнем его виде с тех времен, когда сложившие его семитские племена хотя и были уже вполне цивилизованными, но еще находились на очень низком уровне культурного развития.

Итак, Адам и Ева жили в раю, где питались тем, что давала им дикая райская природа, не занимаясь ни земледелием, ни скотоводством, ни ремеслами. В то время они не знали добра и зла (аналогия с первобытными людьми, которым была незнакома ситуация нравственного выбора). Познав добро и зло (т. е. ситуацию нравственного выбора), они были изгнаны из рая и обречены на довольно-таки мучительное существование, в процессе которого им пришлось перейти к новым видам производственной деятельности (согласно тексту Библии, к земледелию).

Такие аналогии наталкивают на мысль, что библейский миф о грехопадении - не что иное, как закрепленные в легендах воспоминания древних семитов о первобытном обществе и переходе от него к цивилизации20. Если это действительно так, то поражает, что несмотря на относительный материальный комфорт, приобретенный этими людьми с переходом к цивилизации, бедное и весьма рискованное (в силу низкого уровня развития производительных сил и вытекающей отсюда слабости первобытных коллективов перед лицом природы) первобытное существование воспринималось ими, в сравнении с цивилизованной жизнью, как райское блаженство. Это насколько же более психологически комфортабельна была жизнь в первобытном коллективе по сравнению с жизнью в классовом обществе!..

 

VI

Такие коренные изменения психологии людей с переходом от первобытного общества к цивилизации не могли не внести глубоких изменений в их эстетику. И действительно, мы видим, что чувственное и нравственное содержание искусства первобытных людей коренным образом отличается от содержания искусства людей цивилизованных. Эти различия были обусловлены и определены не только изменением психологии людей, но и непосредственно изменением производственных отношений: по мере исчезновения коллективных производственных отношений фольклорное искусство уступало место искусству, творимому профессионалами, продукты творчества которых публика потребляет в готовом виде, ничего не добавляя в них от себя21 - и такое коренное изменение распределения ролей производителей и потребителей культурных ценностей, разумеется, не могло не сказаться на содержании процесса художественного творчества и его продуктов самым существенным образом.

Если сформулировать различия между чувственным и нравственным содержанием первобытного искусства, с одной стороны, и цивилизованного - с другой максимально коротко, не вдаваясь в детали, то получится примерно следующее:

1)    цивилизованное искусство отражает трагизм человеческого бытия, что совершенно несвойственно первобытному искусству;

2)    профессиональное цивилизованное искусство объективно нацелено на то, чтобы формировать психику потребителей произведений искусства со стороны - в отличие не только от первобытного, но и от цивилизованного фольклорного искусства, являющегося непосредственным выражением жизни этих самых потребителей, создаваемым ими самими;

3)    в основе мотивации цивилизованного - особенно профессионального - художественного творчества гораздо бóльшую роль, чем в основе мотивации первобытного художественного творчества, играет честолюбие; при этом огромную роль в цивилизованном искусстве играет именно личное честолюбие, весьма мало развитое у первобытных людей.

Мистические верования и магические обряды тоже претерпели огромные изменения в процессе перехода от первобытного общества к цивилизованному. В том, что цивилизованная религия и первобытная мистика - это две совершенно разные вещи, нетрудно убедиться, изучая литературу по истории религий (в частности, стоит внимательного изучения хорошая книга Амброджо Донини "Люди, идолы и боги", изданная в русском переводе в Москве в 1962 г.).

Цивилизованные религии крайне разнообразны, очень отличаются друг от друга, но в любой цивилизованной мифологии главную роль играют такие сверхъестественные существа, которые обладают ярко выраженной индивидуальностью и организованы в иерархические структуры наподобие государственного аппарата. Представление о таких первобытных существах развиваются, судя по данным этнографов, лишь в процессе перехода от первобытного общества к цивилизации; вполне первобытные люди еще не имели представления о божествах - индивидуальных личностях, божествах - начальниках, божествах - подчиненных. Первобытные люди верили в деперсонализированные сверхъестественные существа: это были либо безличные, не имеющие образа магические силы (напр., полинезийская "мана"), либо коллективы духов, всегда действующих совместно и обладающих определенным характером лишь как группа, а не поодиночке. Представления о таких коллективах духов сохранились и в цивилизованных религиях; при этом "коллективные духи" оказались на низших ступенях иерархии сверхъестественных существ (пример - русалки). Впрочем, эти духи и в первобытные времена не воспринимались людьми в качестве владык: первобытные люди рассматривали их как своего рода соседние племена, которых более-менее побаивались, в той или иной мере старались задобрить или отогнать заклятиями, но никогда не предавали себя их воле, никогда не считали их своими господами и повелителями. Вообще говоря, у первобытных людей, вопреки широко распространенному не только среди несведущей публики, но даже и среди многих ученых мнению, магия не носила характер поклонения: не имея над собой начальников на земле, первобытные люди не видели их и в потустороннем мире. Только в процессе перехода к цивилизации, по мере разложения первобытной общины, люди научились падать ниц перед своими богами, так же как и перед своими вождями.

Далее, первобытные люди не знали веры в рай и ад: загробную жизнь они представляли себе как простое продолжение земной жизни. Да и в цивилизованных религиях вера в рай и ад (т. е. в потусторонний курорт для праведников и концлагерь для грешников) развилась далеко не сразу: для того, чтобы такая вера развилась, многие поколения плетущихся пешком бедняков должны были наблюдать богатых грешников, проносящихся мимо них в роскошных колесницах, и задавать себе вопрос - а нужно ли вообще стараться жить согласно моральным нормам, и если да, то чего ради? Подобные вопросы не могли возникнуть в первобытной общине, поэтому первобытным людям просто не было нужды верить в рай и ад.

Как видим, и развитие мистики определяется развитием общественных отношений - а значит, развитием производственных отношений - а значит, в конечном счете, развитием производительных сил.

 

VII

Все сказанное выше можно кратко резюмировать следующим образом. Общественные отношения представляют собой сложнейшую систему, в основе которой лежит одна из ее подсистем - система производственных отношений. Развитие последних определяется развитием производительных сил общества; в свою очередь, развитие всех остальных общественных отношений, организаций, учреждений, видов человеческой деятельности, сфер человеческой жизни, форм человеческого сознания и подсознания определяется развитием производственных отношений, на которых они воздвигнуты, как на фундаменте. Таким образом, производственные отношения - это базис общества как единого целого, а все остальные элементы общества есть надстройка над этим базисом. В свою очередь, базис общества покоится на еще более глубокой основе - на производительных силах общества. Все это очень хорошо понял и сформулировал Карл Маркс:

"В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения - производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание".22

Такое понимание структуры общества и движущих сил его развития не только адекватно отражает действительное положение вещей, но и является очень плодотворным для прогнозирования дальнейшего развития общества. Согласно этому пониманию общества, называющемуся историческим материализмом, если хочешь предсказать развитие общества в целом, то сначала изучи тенденции развития производительных сил и производственных отношений, выяви лежащие в основе этих тенденций закономерности, на основе данных закономерностей спроецируй эти тенденции на будущее - и ключ к весьма точным (хотя, разумеется, не совсем безошибочным: абсолютно безошибочных прогнозов не может быть) прогнозам общественного развития окажется у тебя в руках.

 

 

 



1 Усенин В. И., Каленский В. Г., Маслов В.И. Современное капиталистическое предприятие и хозяйская власть. - М.: Наука, 1971. - С.149.

2 Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. Энциклопедия, 1983. - С. 704.

3 Именно с действиями по передаче информации отождествлял управление отец кибернетики Норберт Винер (см., напр.: Винер Н. Человек управляющий. - СПб: Питер, 2001. - С. 12). Однако к управлению относится лишь такая передача информации, которая воплощает в себе волевой переход от планирующего сознания к действию, направленному на выполнение планов этого сознания. Передача информации происходит и между неразумными животными, и внутри неодушевленных компьютеров и компьютерных систем; однако управление существует лишь там, где информацию передают разумные, сознательно планирующие свою деятельность существа. Так, компьютеры вовлечены в процессы управления лишь постольку, поскольку их используют люди; если бы какое-нибудь животное случайно включило компьютер, который начал бы выполнять какие-то программы, то передача информации, осуществляющаяся при этом внутри него, вовсе не была бы управлением.

4 В свою очередь, руководители могут быть управляемы руководителями более высокого ранга, по отношению к которым первые являются подчиненными. «Насколько директор является руководителем в своем предприятии, настолько в вышестоящем звене он – рядовой работник» (Ковалевский С. Руководитель и подчиненный. - М.: «Прогресс», 1973. - С. 18).Таким образом, в достаточно больших авторитарно управляемых группах складывается иерархия.

5 Избрание подчиненными руководителя – акт управления не только деятельностью последнего, но и действиями самих подчиненных: выбирая людей, принимающих решения, подчиненные члены группы сами управляют собой посредством этой смены. Разумеется, такое опосредствованное самоуправление (когда члены группы совместно принимают лишь одно управленческое решение – кто именно будет принимать вместо них все остальные решения) есть сплав коллективных и авторитарных отношений – в отличие от прямого самоуправления, когда члены группы сами, без всяких руководителей принимают все управленческие решения. Вообще, во всякой системе отношений управления, в которой смешаны авторитарные и коллективные отношения, первых тем больше по сравнению со вторыми,

   чем больше сфер деятельности данной группы требуют постоянного управления со стороны руководителей (в отличие от тех сфер деятельности, где отдающий приказы лидер выдвигается лишь иногда, в особых случаях, временно, а в остальное время люди управляют своими действиями совместно – без всяких руководителей),

   чем больше руководителей в данной иерархической системе не переизбирается снизу,

   чем больше среди переизбираемых руководителей таких, которых можно переизбирать не в любое время, а только через определенные промежутки времени,

   чем длиннее вышеназванные промежутки времени.

6 Более подробно об изложенной здесь классификации отношений управления см. в моей статье "К вопросу о классификации отношений управления", опубликованной в журнале "Экономика и управление", №3, 1999, с. 85 - 88. Ранее эта классификация была изложена в печати в моей статье "Смысл жизни сегодня" в журнале "Марксист", №1, 1993, с. 55 - 59.

7 См.: Семенов Ю. И. Происхождение брака и семьи. - М.: Мысль, 1974. - С. 105 - 110; Румянцев А. М. Первобытный способ производства. - 2-е изд. - М.: Наука, 1987. - С. 24 - 182; Уиннингтон А. Рабы Прохладных гор. - М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1960. - С. 185 - 298; Novack G. Democracy and Revolution. - New York: Pathfinder Press, 1971. - P. 17. 

О связи преобладания отношений коллективного управления в первобытной общине со всеобщим вооружением общинников хорошо сказано в статье А. М. Хазанова, Л. Е. Куббеля и С. А. Созиной "Первобытная периферия докапиталистических обществ": "…рядовой свободный общинник, имевший оружие и знавший, как с ним обращаться, не был идеальным объектом для эксплуатации" (Первобытное общество: Основные проблемы развития. - М.: Наука, 1974. - С. 127).

8 Ю. Семенов убедительно доказал в своей книге "Происхождение брака и семьи", что первобытно-коммунистические общины возникли из человеческих стад в результате своеобразного естественно-социального отбора: в суровых природных условиях, сильно затрудняющих добывание пищи (а именно такие природные условия заставили наших предков-обезьян трудиться и, трудясь, становиться людьми), между нашими предками обострялась борьба за лидерство в стаде, - и, по мере того, как совершенствовались орудия труда (в т. ч. орудия охоты, то есть оружие), многие человеческие стада просто уничтожали сами себя в ходе этой борьбы; выжили лишь те первобытные люди, которые ликвидировали борьбу за власть внутри своих стад, превратив последние в коллективистские общины.

9 Эти пять признаков приводит Ленин в своей работе "Великий почин", но предлагаемые здесь их формулировки не вполне совпадают с ленинскими - они представляют собой усовершенствованный вариант последних.

10 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.4. - С.168.

11 Предлагаемая здесь концепция отношений собственности была впервые изложена в печати в моей статье ""Собственность": что кроется за этим понятием?", опубликованной в журнале "Экономика и управление", №2, 2000, с. 88 - 90.

12 По этому вопросу см., напр.: Клифф Т. Государственный капитализм в России. - Ленинград, 1991. - 288 с.; Семенов Ю. И. Философия истории. - М.: Старый сад, 1999. - С. 280 - 284; Бугера В. Е. Смысл жизни сегодня // "Марксист". - 1993. - №1. - С. 55 - 59.

13 См. об этом, напр., ряд упоминаний в книге Семенова "Происхождение брака и семьи" со ссылками на многих авторов.

14 "Интересный пример приводит Посписил. У папуасов Капауку члены общины вынудили собственных сыновей и братьев "большого человека" выпустить в него первую стрелу со словами: "Ты не должен быть единственным богатым человеком, мы все должны быть равными; поэтому ты всего лишь равный нам"". - Первобытное общество…, с. 132 - 133.

15 Еще лет двести назад на такой стадии развития, если верить некоторым исследователям, находились южноафриканские бушмены. (См. об этом: Вейнингер О. Пол и характер. - Ростов-на-Дону: "Феникс", 1998. - С. 290, 560.)

16 Это было именно так, что бы об этом ни говорил Фрейд в своей работе "Тотем и табу". Великий психиатр грешил тем, что переносил на первобытного человека характерные черты психологии человека цивилизованного, принимая при этом за вполне первобытные те племена, которые на самом деле уже далеко зашли по пути перехода к цивилизации - и, следовательно, обладали уже не чисто первобытной, но переходной психологией, содержащей массу "цивилизованных" характеристик. См. хороший перевод фрейдовской работы в: Фрейд З. Тотем и табу: Сборник. - М.: Олимп; ООО "Изд-во АСТ-ЛТД", 1998. - С. 16 - 183.

17 О последствиях воспитания детей в цивилизованном обществе для психики членов этого общества см.: Райх В. Сексуальная революция. - СПб - М.: Университетская книга, АСТ, 1997. - 352 с.; Его же: Психология масс и фашизм. - СПб: Университетская книга, !997. - 382 с.; Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. - М.: АСТ, 1998. - 672 с.

18 Маркузе Г. Эрос и цивилизация. - Киев: "ИСА", 1995. - С. 224.

19 Это можно увидеть, сравнивая, например, древнегреческий миф о "золотом веке" в редакции поэта Гесиода и древнекитайский миф на ту же тему в редакции Конфуция. Китай времен Конфуция обладал гораздо более высокоразвитой цивилизацией, чем Древняя Греция времен Гесиода; и вот мы видим, что для Конфуция и современных ему китайцев "золотой век" - это очень авторитарное цивилизованное общество, в котором подчиненные беспрекословно покоряются начальникам (собственно говоря, конфуцианская редакция этого мифа - не что иное, как оправдание власти китайской государственной бюрократии, одним из идеологов которой был Конфуций), а вот в описании Гесиода "золотой век" предстает обществом с немалыми элементами коллективизма.

20 Разумеется, очень искаженные воспоминания. Например, в библейском мифе перепутаны местами причина и следствие: если на самом деле изменения нравственности людей были следствием развития производительных сил, то согласно мифу они были его первопричиной. Но для мифа это простительно: те суровые требования, которые мы предъявляем к историческим документам и научным теориям, неприменимы к мифам. Какой может быть спрос с народной сказки… Даже если в ней сохранились хотя бы какие-то элементы реальной исторической памяти, это уже заслуживает удивления и восхищения.

21 В индустриальной цивилизации фольклорное искусство как таковое, характеризующееся деперсонализированным творчеством и тождеством потребителей продуктов творчества с производителями последних (когда те же массы, что потребляют произведения искусства, их и производят), постепенно исчезает - и к настоящему времени исчезло практически полностью; сохранилась лишь профессиональная имитация фольклора. Основные причины тому: 1) исчезновение крестьянской общины, существовавшей в доиндустриальных цивилизациях, внутри которой коллективные отношния хотя и не преобладали, но еще играли заметную роль, благодаря чему такая община являлась единым субъектом творчества; 2) неуклонное таяние остатков коллективных отношений в обществе в процессе урбанизации.

22 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т. 13. - С. 6 - 7.